революционном порыве августа 91-го памятники Дзержинскому, Калинину, Свердлову. Столичные чиновники высказались против таких сделок тогда, высказались против и сегодня. Уточнив при этом, что судьбу культурного объекта федерального значения может решать только российское правительство. И если оно не найдет средств на реставрацию «Рабочего и колхозницы», то не исключено, что подобным запросам не будет числа.

Апелляция к тому, что, мол, правительству не до символов уходящей эпохи, не то что до их восстановления, и вообще содержать культуру в наши дни очень накладно, — опасная вещь. Под эту сурдинку можно предложить, как в последней истории, довольно соблазнительную сумму — 400 тысяч долларов, и тема продажи предметов искусства, одним чохом записанных в позорный соцреализм, снова будет муссироваться в прессе.

В манере стеба поколение, выбравшее пепси, с полным правом спросит, кому нужны эти монументы, созданные в тоталитарную эпоху по госзаказу. (К слову, возведенную в Риме стелу Муссолини сбрасывать с корабля истории никто и не думает). Но адекватная оценка жестокостей советской власти не означает, что и культура этого периода достойна забвения, уничтожения или продажи. Культура, обслуживавшая режим, и искусство, запечатлевшее мощь времени, энтузиазм людей, веру в прогресс и в новое общество, — разные вещи.

Именно эти качества поразили Ромена Роллана, когда он увидел скульптуру Мухиной на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. К сожалению, показ за границей стоил памятнику, можно сказать, жизни. Для того чтобы вывезти из Союза и провезти через тоннель в Париже, а потом снова установить на родине 24-метровые фигуры, выполненные из листов нержавеющей стали, пришлось резать не раз и сваривать каркас на месте без учета чертежей инженера Львова. Он придумал уникальное для того времени решение, как разобрать и обновить конструкцию. Его идеей не воспользовались.

Поговаривали о новом месте для этой скульптуры, но она так и осталась на ВВЦ. Поговаривали о новом способе реставрации, но за 60 лет никаких ремонтных работ не проводилось. А сегодня не только на восстановление, но и на то, чтобы проанализировать ее техническое состояние, денег нет.

Однако дело не в одних деньгах. Но и в нас тоже. Мы с высокомерием поглядываем на советских художников, выбравших служение идеологии, а не искусству. Тем временем сами с большим пониманием относимся к сервильной роли искусства в новых, рыночных условиях. Это не упрек, это желание отделить зерна от плевел, желание сохранить в нашей истории те явления, которые стали и становятся искусством, несмотря на политическую подоплеку.

Царские дворцы в Ленинградской области и храм Христа Спасителя в Москве строились и разрушались при разных правителях, тем не менее нынешняя власть восстановила эти здания. С грандиозным символом советской эпохи нужно поступить так же. Он узнаваем и высоко оценен во всем мире. В том числе в киномире. Руководитель «Мосфильма» В. Досталь рассказывал, как пару лет назад на Берлинском фестивале первые кадры картины В. Абдрашитова «Пьеса для пассажира» были встречены овацией. Публика аплодировала хорошо знакомым фигурам рабочего и колхозницы, с конца 30-х годов ставшим торговой маркой киностудии. Стереотипы зрительского восприятия очень сильны, и, кроме уважения к собственной истории, это следующая причина, из-за которой при акционировании киноконцерн сохраняет товарный знак прежним.

ГАЗЕТА ИЗВЕСТИЯ

1997

Даешь социальный заказ

Музей современного искусства для западной столицы — отнюдь не излишество. Москва до сих пор остается исключением из этого давнего правила. Причем есть все — одаренные художники, заинтересованные в стабильном продвижении работ своего автора на рынок галеристы, не одна, а несколько концепций, определяющих эстетические принципы строительства подобной институции здесь, в России. Не хватает лишь социального заказа, который, спустившись, скажем, из Министерства культуры, придал бы наконец легитимный характер коллекции, представляющей лучшие образцы модернизма, начиная с 10-х годов XX века.

Об этом горячо говорили участники «круглого стола», состоявшегося 16 мая в Центральном доме журналиста. На встречу, инициированную М. Гельманом, пришли замдиректора по науке Третьяковской галереи Л. Иовлева, и.о. директора Музея им. А. Рублева М. Иващук, Е. Барабанов и критик Е. Деготь. Разумеется, в канун Международного дня музеев ведущие специалисты в своей сфере касались самых разных проблем, но явно доминировала эта — будущее музея современного искусства в России. Любопытно, почему на этот раз меньше всего говорили о неблагополучном финансировании, практически остановившем в государственных музеях закупочную политику? Гельман и Деготь отсылали почти к столетнему зарубежному опыту, когда любая выставка современного искусства в любой стране и в любом городе открывается работой или работами К. Малевича. А у нас до сих пор хранящиеся в запасниках Третьяковской галереи картины художников-реформаторов 10–20-х годов — довольно редкие участники даже местных вернисажей. Как показывает мировая практика, попадание только одной работы художника N при его жизни в музей, помимо повышенного общественного интереса и, разумеется, «билета в будущее» для самого автора, моментально отражается на стоимости ранних и последующих его творений. И, наконец, искусство, хранящееся в музеях, как ничто другое выполняет функцию распространения. Эти произведения путешествуют по миру, а значит, популяризируются. Известность художника всегда привлекает публику и ее деньги. Аргументация выстроена блестяще, и никто ее не стремился опровергнуть. Л. Иовлева лишь заметила, что у Третьяковки особое положение. Этот музей занимается академическим искусством, принципы его демонстрации четко отработаны, а специалистов по современному искусству у них просто нет. И все же в конце 1997 года в залах на Крымском валу Третьяковка откроет экспозицию русского авангарда, которую составят картины всемирно известных классиков и нонконформистов. Однако тут следует внести существенное дополнение. Во всех музеях современного искусства собрано не только региональное творчество, но и произведения коллег-иностранцев. Мы не можем считать музей полноценным, если выставим произведения на собственном, так сказать, фоне. Сложность исторически объяснима: работы зарубежных модернистов в советское время не приобретались. Не приобретаются они толком и в наши дни, когда идеологические препоны канули в Лету, а денежек-то у людей больше не стало. И, конечно же, самое печальное, ни коллекционеры, ни представители частного капитала не очень-то жалуют вниманием работы российских мастеров конца XX века. Не исключено, что спасительной палочкой в ситуации, близкой к коме для отечественного арт-рынка, стало бы формирование музея современного искусства, но не в разных точках (галерея «М’АРС» или проект А. Шилова), а централизованное. Музей по собственному статусу был и остается престижной государственной площадкой, и появление его сегодня серьезно повлияло бы на качественный отбор в самой художественной среде и заметно оживило бы работу с клиентами.

ГАЗЕТА КУЛЬТУРА

22.05.1997

Выходные данные

АВТОГРАФ

культура конца ХХ века в диалогах и наблюдениях

Автор