— Это тяжело, — согласился я. — Пожалуйста, думай о том, что из нас он самый защищенный от смерти. Еще есть время на…

— Ты ведь видел, как Стефан умирал раньше?

— Да.

Фри затравленно покачала головой.

— И ведь никогда не было так плохо, верно?

Она читала меня так же легко, как и я ее, раскусила бы ложь.

— Стеф всегда возвращался целым.

Его душа, как мне было известно, залечивала смертельные телесные раны. Но сама себя восстановить не могла.

Фри трясло, она подавленно уставилась на свои ладони.

— Я не знаю, как помочь ему. Почему я не могу?

Мне хотелось сказать ей хотя бы одно правильное слово, ведь Фри ни в коем случае не должна была взваливать случившееся на себя. Но в нашу тишину вклинились голоса из-за поворота — кто-то шел к нам.

— Прошу, подумай! — Ханна едва заставляла себя говорить тихо. — Нельзя сдаваться!

— Я всегда любил твой оптимизм, — отвечал Дан.

— Лечению поддается все! Даже самые страшные из случаев! Нужно копаться, изучать, искать выход…

Я с удивлением отметил, в каком она отчаянии.

— Почему ты так спокоен? — не понимала Ханна.

Дан невесело хмыкнул.

— Порой души необходимо отпускать. Хотя бы из сострадания к ним. А попытки вернуть все как было лишь причиняют вред другим. Поверь, я уже научен этим. Смерть в данном случае — лучший из исходов. Я думаю… остальные согласились бы со мной.

Сказанное им повергло меня в шок настолько, что я даже не успел остановить Фри — она в злобе шагнула вперед.

— Да как ты можешь нести такое?! — закричала подруга. Я успел выглянуть и увидеть изумление на лицах протекторов. — Он же твой друг! И он не умрет! Черт, что с тобой не так?!

Фри легко позволила увести ее оттуда обратно к палате Стефана. Мы не говорили, не верили, что Дан вообще мог думать о таком.

В комнате перед кроватью стоял Коул.

— Все хорошо, — тихо произнес он при виде нас, успокаивающе вскидывая руку.

— Проваливай! — разозлился я.

Змееносец перевел взгляд на Стефа и досадливо свел брови.

— Я просто хочу с ним поговорить.

Во мне все кипело, но он выглядел так жалко, пытался сохранить остатки былой невозмутимости. Я медленно сел в кресло, Фри примостилась в соседнее, намертво вцепившись в Змееносца предупредительным взором. Лицо Коулу подлечили, оно не выглядело опухшим, но левая половина все равно пестрела синяками, на губе ссадина. Костяшки открытой руки все еще краснели.

Стефан пришел в себя, когда протектор вновь обернулся к нему. Если бы взглядом можно было убивать, то Коул прямо сейчас взорвался бы на такие мелкие куски, что его останки окрасили бы все стены.

— Ты заслуживаешь правды, — сказал Коул. — Хотя бы под конец.

Стеф ничего не ответил, только глазами прожигал в протекторе дыру. Змееносец сел на стул, поправляя темно-болотный плащ.

— Белые сплиты были, — начал за него Стеф. — Шакара их сделала.

Коул кивнул.

— И тебя?

— Нет. Мне повезло отдельно. — Коул неуверенно провел ладонью по волосам. — Я такой уже несколько веков.

— Как белые сплиты могут существовать? — спросила Фри. Звучала она до смерти усталой. — Сплитов создает только Тьма. Это всем известно. Светлые бы не пошли на такое…

— Душевные расколы бывают с двух сторон, — ответил я. — Это логично, если подумать. Другой вопрос в том, что темные изначально выпустили к нам полностью темных существ, а не перерожденных людей. Наших сплитов уже создала Шакара для продолжения нашей протекторской миссии. Она не делала светлых кандидатов, не отделяла Тьму от души. — Я мрачно вздохнул. — И звезды нам сказали, что иного положения вещей быть не может. Лишь Тьма порочна и поглощает чужие души. Но теперь мы знаем, что на это способен и Свет.

Мы уставились на отрешенного Коула.

— Да. Такова суть вещей.

— Но как Свет может быть таким уродливым? — ужаснулась Фри. — Это же Свет!

— Раскол души уродлив на любой стороне. Он не видит ни войны, ни чести. — Коул нервозно поджал губы. — Только голод.

— Что с тобой произошло? — спросил я напрямик. — Почему ты остаешься в сознании? Как ты таким…

— Нет… — с трудом выдал из себя Стефан, ни секунды не гася злобы. — Сначала расскажи… другое.

Ему было совсем плохо, он даже отодрать голову от подушки не мог. Только через силу вбирал в себя воздух.

— Твоя метка. — Эти слова упали на Коула гранитной плитой. — Ты никогда не говорил об этом мне. Вообще никогда… И знал, что я такой же. Рассказывай, чтоб тебя. Сейчас.

Коул все метался, не зная, как подступиться.

— Ты точно хочешь, чтобы они… — указал он на нас с Фри.

— Да.

Тогда Змееносец зашел с самого далека. С небольшой рыбацкой деревушки в Эссексе, где он должен был прожить всю жизнь со своей женой, зарабатывая человеческим трудом, ловя рыбу, как и его отец, дед, прадед и все остальные. Простое ремесло. Планы нарушил разгоревшийся в душе Коула Свет. Ему тогда было двадцать четыре года. Началось его обучение. Но семью он не оставил.

— Правила не запрещают навещать родных, — с грустью усмехнулся он. — При условии, что ты возвращаешься в Соларум и делаешь свою работу. Многие пользуются этой лазейкой, пока семья сама не начнет тебя забывать. Сколько протекторов сломались об это. Но оставить Элену я тогда был не в силах.

Уже через год он стал Змееносцем. И постигал мир дальше.

— Я когда-то познакомил тебя с Меркурием, — сказал Коул Стефу. — И не ты один с ним играл в «мерцания» на всякую мелочь. Я ему часто проигрывал небольшие заряды памяти в ценсумах. Любил, знаешь, играть без серьезных ставок, просто развлечение. Но в один из вечеров, после большой поставки в «Белый луч», Меркурий принес странные вещи. Помню, как мы играли на линзы, сквозь которые можно было видеть реальные эмоции душ. Тот кон я продул. А потом он бросил на стол сверток. Не сказал даже, что в нем, только намекнул, что мне, как приземленному с короткой жизнью, это понравится. У Вселенной и Судьбы отвратительное чувство юмора. Именно сверток мне и удалось выиграть. Я никогда не договаривался с хозяином метки, даже не был с ним знаком. В свертке был контракт — стекло с его кровью и частью эфира. Мне лишь нужно было добавить то же от себя. — Взгляд Коула, устремленный куда-то в пустоту, отяжелел. — Я был молод. Кто не захочет бессмертия? Звезды живут вне сомниумов миллионы лет, значит, это возможно и не запрещено. Более того — это нормально. К тому же я не знал, на что меня обрек Меркурий, не предупредив о некоторых деталях контракта. И я подписал. И с тех