Психологические стрессы затрудняли решение проблем. Реальные силы в правительстве и обществе становились все менее сговорчивыми, и он терял уверенность в том, что может их контролировать. Взять, к примеру, идею парламентского правительства. Если бы он сразу же после 1870 года начал создавать парламентскую систему государственного управления, то ему, возможно, удалось бы это сделать. Король всегда шел на уступки своему министру-гению, и в данном случае на стороне Бисмарка были бы и Августа, и кронпринц. Однако тогда понизился бы уровень осознания абсолютного могущества, столь необходимого для его «суверенной самости». Такого рода двуединые и неразрывные дилеммы приводили в расстройство и психологическое, и физическое самочувствие Бисмарка, но он был не способен разорвать этот замкнутый круг.

Карл фон Нойман, личный секретарь кронпринца, писал мрачно Роггенбаху из Висбадена 22 ноября 1877 года:

...

Спустя два дня после Рождества 1877 года Штош сообщил Роггенбаху о том, что фон Фридберг побывал в Варцине, где узнал о новых планах объединить имперские и прусские министерства и избавиться от большинства членов кабинета:

...

Так закончился 1877 год, пятнадцатый год властвования Бисмарка, наименее удачный в его карьере. Ни канцлер, ни его враги не знали, что их ожидает. Журналист однажды спросил Гарольда Макмиллана, британского премьер-министра в 1957–1963 годах: «Что может сбить правительство со своего курса?» Премьер ответил: «События, мой мальчик, события». В карьере Бисмарка события 1878 года сыграли прямо противоположную роль. Они укрепили его положение, придали неожиданно новое направление и динамичность его политике.

11 января 1878 года Билл [90] , сын Бисмарка, сказал Тидеману: кайзер «очень рассердился», когда граф Эйленбург показал ему, в шутку, состав нового кабинета из видных национал-либералов и прогрессистов – «Беннигсен, Форкенбек, Штауффенберг, Риккерт и прочие»1.

18 января 1878 года Тидеман по указанию Бисмарка встретился с Беннигсеном, который воспринял свое назначение как «нечто само собой разумеющееся» и потребовал, чтобы в новый кабинет вместе с ним вошли еще «один или двое его коллег из национал-либеральной партии»2. 19 января 1878 года Тидеман съездил в Варцин и доложил обо всем Бисмарку. Через неделю в Берлине Рудольф фон Беннигсен на парламентском обеде сказал Люциусу, что у либералов есть две козырные карты:

...

18 февраля состоялось собрание национал-либералов. На нем присутствовал и Юлиус Хёльдер, депутат из Вюртемберга, изложивший свои впечатления в дневнике. Хёльдер принадлежал к тому крылу национал-либералов, которые поддерживали Бисмарка в рейхстаге, однако парламент Вюртемберга нередко подрезал энтузиазм сторонников Бисмарка на государственном уровне. Теперь и Хёльдер признавал неизбежность столкновения с Бисмарком4:

...

Эту ситуацию можно занести в разряд тех поворотных пунктов в истории Германии, во время которых, по выражению покойного А. Дж. П. Тейлора, «ничего не поворачивается». Стоило Бисмарку шевельнуть бровью или пальцем в знак одобрения, глядишь, трое национал-либералов вошли бы в состав кабинета, и в Германии мог бы постепенно установиться парламентский режим. Бисмарк поделился бы своей властью, согласился бы на определенные компромиссы и признал бы оппозицию как необходимый компонент политической системы. Ему следовало бы поступиться своей приверженностью полуабсолютистской монархии и допустить в стране менее жесткое правление. Рассматривал ли Бисмарк такую альтернативу? У нас нет свидетельств ни подтверждающих, ни опровергающих это. Переговоры с Беннигсеном можно считать типичным примером тех действий Бисмарка, которые Мориер назвал «комбинациями», то есть одним из ходов на шахматной доске.

Тем временем внешние события создавали условия для новых комбинаций. 7 февраля умер папа Пий IX. Бисмарк получил возможность для политических маневров. Не заключить ли с Ватиканом союз в обмен на оказание им давления на партию Центра и избавление от Виндтхорста? Можно сформировать и сине-черное (консервативно-католическое) большинство в рейхстаге для того, чтобы продвигать протекционизм и консервативные формы правительства. Теперь он мог освободиться от либералов, чересчур буржуазных и слишком озабоченных демократическими правами и принципами представительства.

Бисмарк вернулся в Берлин 14 января и впервые за многие месяцы появился в рейхстаге. 19 февраля канцлер выступил перед депутатами в роли «честного маклера», пригласив великие державы в Берлин на конференцию о Русско-турецкой войне. Через три дня, 22 февраля 1878 года, Бисмарк объявил ошарашенным депутатам рейхстага: «Моя цель – табачная монополия… как временная мера и как мостик в будущее…»6

Национал-либералы возмутились. Еще недавно Бисмарк вел разговоры с Беннигсеном об условиях вхождения трех национал-либеральных министров в прусский кабинет; теперь же он требовал прямого вмешательства государства, посягнув на святая святых либералов – свободный рынок. Беннигсен писал Максу фон Форкенбеку, председателю палаты: «Не согласны ли вы с тем, что мы не должны участвовать в создании такой монополии? Если это так, то я иду к канцлеру и заявляю, что наши переговоры закончены»7. В прусском государственном министерстве подал в отставку, протестуя против интервенции государства в свободную торговлю, министр финансов и вице-президент Отто Кампхаузен (1812–1896)8.