Шрифт:
Интервал:
Закладка:
16 апреля 1877 года князь Бисмарк со всей семьей перебрался в Фридрихсру, поместье, пожалованное ему императором в 1871 году. Старый почтовый стан в Аумюле под Гамбургом он перестроил в настоящую семейную усадьбу. В 1877 году Люциус фон Балльхаузен впервые посетил новое жилище Бисмарков:
...
«Я выехал поездом в три двадцать в Гамбург, поспал там и рано утром в воскресенье отправился в Фридрихсру – около двадцати шести километров от Гамбурга, – где князь и граф Герберт поджидали меня на станции. Встретили очень тепло. Они живут в пяти минутах от станции в маленьком уютном коттедже, вполне пригодном для семьи из трех или четырех человек, но маловатом для такой же семьи с семью или восемью слугами. Местность очаровательная, но более открытая, чем в Варцине. Вскоре мы сели на лошадей и часа четыре прогуливались по лесу. Князь, проведя четырнадцать дней на лоне природы, выглядел посвежевшим, более умиротворенным и, похоже, лучше спал. Но его по-прежнему обуревали интриги ее величества, и он непрестанно стенал…»154
Бисмарк работал в Фридрихсру с прежней неистовой энергией, которая, как он утверждал, у него якобы уже пропала. Он ездил в Бад-Киссинген, наведывался в Берлин, составлял депеши и занимался внешнеполитическими делами с такой же целеустремленностью, как и прежде. 6 октября князь переехал в Варцин, где его неприятно поразило падение сельскохозяйственных цен, вызванное депрессией и уменьшившее доходность поместья. В разговоре с Морицем Бушем он сетовал:
...
«Варцин мне ничего не дает. Зерно продается с трудом из-за слишком низких железнодорожных тарифов на перевозку чужестранного зерна. То же самое относится и к лесоматериалам: реализуется их очень мало вследствие острой конкуренции. Даже близость Гамбурга к Саксенвальду ничего не меняет».
Когда Буш упомянул слухи о том, что Бисмарк будто бы покупает поместье в Баварии, князь воскликнул:
...
«Баварское поместье! У меня нет ни малейших намерений покупать что-либо. Я уже достаточно потерял на поместье, купленном в Лауэнбурге. Расходы съедают все доходы. Разве имение может принести какой-нибудь доход при таких низких ценах на зерно?»155
Лето и осень 1877 года занимают особое место в нервозной политической карьере Бисмарка. Насколько серьезно относился к этой идее канцлер, нам неизвестно, но он задумал ввести в прусский кабинет Рудольфа фон Беннигсена, лидера национал-либералов, – мера, явно рассчитанная на то, чтобы постепенно избавляться от министров, доставлявших ему неприятности. Переговоры с национал-либеральной партией начались с того, что Бисмарк поручил Тидеману пригласить Рудольфа фон Беннигсена в канцелярию для частной беседы, без общественной огласки. Если это лидера партии не устраивает, то он готов с ним встретиться в Варцине. 1 июля 1877 года Тидеман написал фон Беннигсену: князь желает переговорить с ним в частном порядке, негласно, без прессы и надеется, что Беннигсен сможет прибыть для этого в Берлин; если это по каким-то причинам невозможно, то не вызовет ли «определенные кривотолки» и неудобства его визит к Бисмарку в Варцин156? Беннигсен ответил почти сразу же, через два дня:
...
«Надеюсь, что политическое невежество в Германии не зашло так далеко, чтобы истолковать превратно визит президента палаты депутатов и лидера партии к имперскому канцлеру и министру-президенту, находящемуся в своем поместье в Варцине. Мне нетрудно ответить на любые превратные интерпретации и измышления»157.
30 ноября 1877 года Тидеман в письме жене отметил очередной правительственный кризис, инициированный Бисмарком, «самый серьезный за последние десять лет, который на этот раз может действительно закончиться отставкой князя». 7 декабря он снова сообщал супруге:
...
«Свое возвращение на работу князь ставит в зависимость от исполнения нескольких условий, предусматривающих отчасти смену персонала в высшем эшелоне государственной службы и отчасти переустройство учреждений рейха. Если его условия не будут приняты, то он подаст в отставку. Он устал от того, что каждый его шаг наталкивается на обструкцию то слева, то справа. И семья, и доктор настаивают на отставке»158.
Именно тогда Бисмарк и заигрывал с национал-либералами, пригласив к себе их лидера, чтобы превратить их партию в партию правительства, а Беннигсена назначить министром159. Проницательный Люциус дал такую оценку угрозам Бисмарка подать в отставку и приглашению Беннигсена к переговорам:
...
«Бисмарк… выстраивал свою концепцию частично парламентского правительства…
Основная идея состояла в том, чтобы объединить главные имперские и прусские государственные должности – канцлера и министра-президента, вице-канцлеров рейха и Пруссии, министров юстиции, финансов и т. д. Предполагалось, что главные прусские министры будут представлены в рейхе заместителями министров или начальниками департаментов…
Как мне стало известно из надежных источников, прошению об отставке предшествовал ультиматум с требованием уволить некоторых придворных чиновников. В то же время длительные отлучки Бисмарка, тарарам в коалиции играли на руку его противникам… Бисмарк подверг себя опасности, предъявив кайзеру слишком высокие требования, особенно что касается деликатной ситуации, сложившейся при дворе и в семье. Наглость притязаний, побуждавших к тому, чтобы ополчиться против собственной жены, больно задела мягкую натуру престарелого монарха. Все ультрамонтанские и феодальные силы консолидировались, с тем чтобы погубить Бисмарка»160.
Если император когда-либо и задумывался над тем, чтобы избавиться от Бисмарка, то именно сейчас наступил для этого самый благоприятный момент. Он откровенно шантажировал кайзера: за год три раза угрожал отставками, дважды – в течение одного месяца, постоянно плел политические интриги за его спиной, подолгу отсутствовал, ссылаясь на болезни. Канцлер внедрял нужные ему статьи в прессу, устраивал совещания, принимал в Варцине и Фридрихсру важных государственных чиновников, не ставив об этом в известность императора. 29 декабря 1877 года газета «Норддойче алльгемайне цайтунг», рупор канцлера, прокомментировала слухи о грядущих переменах в прусском кабинете. Это была последняя капля. На следующий день император отправил Бисмарку гневное письмо, выговаривая ему: «Вы не удосужились сказать мне об этом ни слова». Кайзер предупредил, что Беннигсен его совершенно не устраивает – «не сдержан и не консерватор»161. Бисмарк отреагировал на разнос стандартно – нервным расстройством. Он улегся в постель, как маленький ребенок, обиженный сердитым отцом, и занедужил. Из-за нагоняя и проявленной кайзером «нечуткости» Бисмарк расхворался, потерял сон, заболев, по выражению Пфланце, «патологической озлобленностью»162.
Здесь я должен прерваться и сказать несколько слов в оправдание Бисмарка. Опорой его могущества был престарелый король, жена которого ненавидела Бисмарка и собрала вокруг себя камарилью его врагов. Будучи подданным монарха, имевшего урезанную, но все-таки остававшуюся наполовину абсолютистской власть, Бисмарк не мог раздавить камарилью с такой же легкостью, с какой он расправлялся с другими оппонентами. Он нуждался в монаршем благословении и в психологическом, и в практическом плане. В любом случае Беннигсен стал бы министром короля, а не Бисмарка. Он сам поставил себя в такое положение, при котором ему приходилось почти каждодневно испытывать стрессы и чувство унижения. Бисмарк должен был винить прежде всего самого себя, поскольку сам же и способствовал тому, чтобы наделить короля самодержавной властью, которая истязала его осознанием собственного бессилия.