– Отпусти ребенка, Харитонов, – произнес Карл, – я бросилпистолет. Отпусти ребенка.

– У тебя наверняка есть второй, – хрипло ответил Харитонов.

– Нет.

– Раздевайся! – Валерий Павлович не кричал, а шипел, каквода на раскаленной сковородке.

– А почему ты так уверен, что я готов делать то, что тыскажешь? Я сейчас просто уйду, и ты останешься ни с чем. Предположим, тывыстрелишь. Но это меня не остановит. Тебя арестуют, Харитонов, – Карл говорилочень медленно и спокойно, акцент звучал сильней, чем обычно.

– Он здорово нервничает, – заметила Терехова, – он, конечно,не уйдет.

– Ты никуда не уйдешь, Майнхофф, – прохрипел Харитонов, – тыведь не хочешь, чтобы я прострелил голову твоему единственному сыну?

– С чего ты взял, что это мой сын?

– Ну хватит валять дурака, Майнхофф. Я знаю все твои штучки.Ты сейчас начнешь изображать, будто тебе дела нет до мальчишки. У меня имеетсядаже документальное подтверждение твоего отцовства, Карл.

– Иди к черту, Харитонов, какое подтверждение?

– Результаты специальных анализов, задокументированные изаверенные несколькими судебными медиками. Самая высокая степень вероятности.Плюс сроки и внешнее сходство.

– Покажи, – тихо сказал Карл.

– Ну ты что, совсем меня за идиота держишь, Майнхофф? –усмехнулся Харитонов. – Так я и полезу сейчас в карман пиджака.

– Полезешь. Иначе я уйду. И можешь делать с ними что угодно.Я вовсе не уверен, что это мой сын.

– Прекрати надо мной издеваться! – взревел Харитонов. –Раздевайся! Я должен видеть, что у тебя больше нет оружия! Ну! Я прострелю емубашку! Раздевайся!

И тут послышался какой-то приглушенный быстрый шум, что-томягко стукнуло, и коротко, сухо треснул выстрел.

* * *

Алиса издала страшный, сдавленный крик, ничего не видявокруг, кинулась к Максиму. Лицо его было в крови, глаза закрыты. Она незаметила, как Харитонов медленно сползает на пол. Она припала ухом к грудиребенка и ничего не слышала, кроме страшного стука собственного сердца.

Карл шагнул к ним, присел на корточки, взял руку мальчика,стал щупать пульс.

– Уйди, – хрипло прошептала Алиса, – уйди…

– Нашатырь есть у тебя в доме? – спокойно спросил Карл.

– Вызови «Скорую», пожалуйста… – Она не могла плакать. Онасмотрела на кровь, которая была на лице Максимки и на ее руках, и не моглаплакать.

– Где у тебя лекарства? Ты слышишь меня, Алиса? Обморок уребенка, нужен нашатырь!

– Ты выстрелил… ты… – Внезапно она вскочила, схватилапистолет Харитонова, который валялся на полу у кровати, и направила дуло вКарла.

– Совсем с ума сошла? Ты мать или кто? У тебя ребенок вобмороке. Ну, соображай быстрее! Надо приводить его в чувство, это же вредно,столько времени без сознания! Где аптечка у тебя? В ванной? На кухне?

И тут послышался слабый тихий стон:

– Мама…

Алиса выронила пистолет и кинулась к кровати. Максимкаприоткрыл глаза.

– Мамочка, я весь мокрый… Что это липкое? Пойдем в ванную,мне надо вымыться, – Максимка попытался приподняться, но не смог, упал наподушку и выдохнул еле слышно:

– Мамочка, кружится голова, мне ужасно плохо.

Карл, ни слова не говоря, подошел и осторожно взял его наруки, понес в ванную.

– Вы кто? – спросил Максим, обнимая его за шею.

Карл ничего не ответил.

* * *

– Как же он умудрился кончить Харитонова? – Азамат загасилсигарету и тут же закурил следующую.

– Знаете, господа-товарищи, от этих ваших радиоспектаклейсвихнуться недолго, – проворчала Терехова и тоже закурила.

Все, кто находился в комнате, уставились на нее, словновидели впервые. Елена Петровна была яростной противницей курения.

– Надо было доводить мальчика до обморока, – продолжала она,закашлявшись от первой затяжки, – а теперь там труп в детской комнате.Безобразие.

– Именно потому, что ребенок потерял сознание, Карл получилвозможность выстрелить. Я с самого начала подозревал, что у него есть второйпистолет, задумчиво произнес Геннадий Ильич.

– Какие будут дальнейшие указания? – спросил «наружник» порадиосвязи.

– Пока никаких, – ответил Подосинский, – наблюдайте задомом.

– Гена, ты что? – удивился Мирзоев. – Надо брать его. Теперьведь можно.

– Ну дай ты людям отношения выяснить, – поморщился ГеннадийИльич.

Терехова загасила сигарету и резко поднялась.

– Я могу идти? – спросила она.

– Вы мне нужны, Елена Петровна, – сказал Подосинский, –останьтесь, пожалуйста.

– Зачем?

– Я хочу, чтобы вы слышали, как они будут выяснятьотношения.

– И так все ясно, – ответила Терехова довольно резко, но наместо все-таки села.

– Что именно вам ясно?

– Ладно, Геннадий Ильич, – она махнула рукой, – решилислушать, так уж давайте помолчим.

* * *

– Мам, ты можешь мне объяснить, кто он такой и откудавзялся? – спросил Максимка.

Алиса быстро обмыла его теплым душем, завернула в махровуюпростыню. Его била сильная дрожь. Карл ушел на кухню, сидел там и курил.

– Потом, малыш. Сначала ты выпьешь чаю, успокоишься, а потоммы поговорим. Хорошо?

– Я уже успокоился.

– Ну конечно, у тебя зуб на зуб не попадает, – Алисавытащила его из ванны, – держись за шею, я тебя отнесу.

– Мам, ты что, я же тяжелый!

– Ну-ка, давай я его возьму. – Карл открыл дверь, отстранилАлису, понес Максима в ее комнату.

Алиса сняла покрывало со своей кровати, откинула одеяло.Карл уложил Максима, накрыл, быстрым неловким движением погладил повзъерошенным влажным волосам и сел рядом.

– Сейчас сюда приедет милиция, – сказала Алиса, – прямосейчас. С минуты на минуту.

– Когда ты успела? – тихо спросил Карл.