— Третий закон — не допускать в день народных собранийнаблюдений за небесными знамениями, когда консулы отменяют или изменяют волюримлян.

— Это святотатство, — крикнул не выдержавший Бибулсо своего консульского места.

— И, наконец, четвертый, — быстро произнес Клодий,не обращая внимания на усиливающиеся крики, — запретить цензорамвычеркивать кого-либо из списка сенаторов за его политическую деятельность.

Оптиматы, стараясь перекричать друг друга, возражали.Популяры отвечали им, и в зале стоял общий шум.

Внезапно со своего места встал молодой Нинний Квадрат. Невыдержав общего волнения, он прошел в центр зала и крикнул:

— Именем народного трибуна Рима, я накладываю вето напринятие этих законов.

В зале наступила тишина. Согласно законам, один народныйтрибун мог наложить вето на предложения другого народного трибуна.

— Протестую, — закричал Фуфий Кален.

— Решение принято, — быстро сказал Цицерон, —прошу Консидия дать слово Катону.

Принцепс дал слово сенатору. Катон вышел на трибуну и,строго оглядев зал, негромко начал:

— Мне все более стыдно находиться на заседанияхримского сената. Толпы нищих плебеев и вольноотпущенников решают в Риме всевопросы, словно нас уже не существует. Они издеваются над нами, принимают своизаконы, пользуясь нашей добротой и слабостью. Вернее, нашей нерешительностью внаведении порядка в городе.

В зале установилась относительная тишина. Катона уважалидаже его противники. Несмотря на свой буйный нрав, Клодий не решался мешатьдобродетельному Катону.

— Может быть, нам стоит подумать, куда идет нашеобщество? — с болью спросил Катон. — Республика переживает небывалыйкризис, а мы словно ждем, когда она падет. После тирании Мария наступилатирания Суллы, после заговора Катилины и его друзей наступает время другихзаговоров. Пора, наконец, остановиться и одуматься. Пора положить конец этимбесчинствам. Четыре года назад нам это удалось. Неужели опять нужно казнитьримских граждан и снова собирать армию, чтобы римляне убивали друг друга? Непора ли вспомнить, что все гражданские войны кончались проскрипциями, убийствомневиновных, нанося огромный вред нашей республике и римскому народу?

Я спрашиваю вас, римские сенаторы — оптиматы и популяры,патриции и плебеи, консулы и консуляры, преторы и народные трибуны: жизньримских граждан и благополучие республики — не слишком ли велика цена, которуюмы платим за свои амбиции? Подумайте об этом, римляне, если мы и дальше хотимоставаться свободной нацией, вызывающей страх и уважение во всем мире.

В абсолютной тишине он прошел на свое место, усаживаясьрядом с Цицероном.

— Да, — тихо сказал Цицерон, — тыдействительно великий гражданин, Катон. И только ты один среди нас говоришь то,что думаешь.

Я доволен, что после столь долгого исполнениягосударственных обязанностей вы ловите меня на том, что я давал, а не брал.

Ликург Плутарх

«Сравнительные жизнеописания»

После свадьбы Помпей увез Юлию в свое альбанское имение.Именно там проходили первые сладостные месяцы новобрачных. Несмотря на разницув возрасте более чем в двадцать лет, супруги не чувствовали себя духовноразделенными. Помпей, любивший и понимавший античную литературу, общительный,не по годам жизнелюбивый, но умудренный опытом человек, удивительно подходилпроницательной, дерзкой, вызывающе свободной Юлии, словно сама природа решиласоединить эти два сочетания — юности и зрелости, молодого задора и жизненногоопыта.

Помпей, ежедневно открывающий в супруге новые грани ееудивительной души, серьезно влюбился в молодую жену, проводя с ней лучшие днисвоей жизни.

С раннего утра супруги проводили вместе все время, и Помпейзначительно отошел от государственных дел, зачастую пропуская даже заседаниясената.

В один из таких приятных дней, когда сухой воздух былнаполнен ароматом свежести и прохлады зимнего дня, Юлия и Помпей находились вовнутреннем саду. Внезапно управляющий доложил о прибытии гонца от Цезаря. Консулпросил своего зятя срочно прибыть на утреннее заседание сената в Рим. Помпей,пропустивший несколько последних заседаний, серьезно встревожился, приказавприготовить лошадей на завтра.

Юлия, видя встревоженное лицо мужа, попыталась егоуспокоить.

— Не волнуйся, — улыбнулась она, — Цезарьобязательно пришлет подробное известие, если в Риме случится что-нибудьсерьезное. Я знаю его, наверное, опять важное заседание в сенате.

— Этот Клодий, — беззлобно ответил Помпей, —он все время призывает людей к беспорядкам. Не понимаю, как Цезарь этого невидит. Он может быть очень опасен.

— Может, не хочет видеть? — спросила Юлия.

— Да, наверное, ты права. Но Клодий очень опасен.Призывы к мятежу и неповиновению находят благодатную почву у нашего народа. Этоочень опасно, — повторил Помпей, — поднявшаяся волна может снестивсех.

— Он сумел утвердить все твои распоряжения на Востоке,а оптиматы только мешают, — возразила Юлия, — ведь, кроме триумфа,они ничего тебе не дали.

Помпей молчал, соглашаясь в душе с Юлией. Вместе с темполководцу, проведшему большую часть жизни в походах, были не по нраву дерзкиевыходки Клодия и его людей. По натуре законопослушный аристократ, Помпей попроисхождению и воспитанию скорее принадлежал к лагерю оптиматов, чем кпопулярам, и, вынужденный в силу тактических обстоятельств блокироваться спопулярами, он, как и Красс, не любил простых граждан и не понимал их.

В отсутствие Помпея Цезарь сумел договориться с трибуномНиннием Квадратом. Оптиматы, сознавая, как трудно сопротивляться проекту законао бесплатной раздаче хлеба населению, вынуждены были пойти на некоторыеуступки. По совету Цицерона сенат утвердил все четыре закона. Запрещениецензорам вычеркивать сенаторов из списка, в конце концов, касалось не толькопопуляров, но и оптиматов, справедливо рассудил Цицерон, еще не зная, чтоготовит себе ловушку.

Нинний Квадрат, на которого оказывалось давление сразу сдвух сторон, взял свои возражения обратно, и все четыре закона после принятияих народным собранием были утверждены в сенате.

Расчетливый Цезарь попросил Нинния отправиться в Сицилию,поручив ему незначительную проверку финансовых дел претора Гая Вергилия. Позаконам Рима, народному трибуну никогда не давались подобные поручения, ноНинний согласился, мотивируя это своим отсутствием всего на несколько дней. Онне знал, что Цезарь умел просчитывать варианты.

На следующий день Помпей появился в сенате, вызвав большуюбурю восторга с обеих сторон, каждая из которых считала его своим.

В сенате вновь ждали выступления Клодия. Он появился натрибуне в небрежно наброшенной тоге, с растрепанными волосами, взволнованныйболее обычного.