— Опять этот негодяй собирается предлагать своизаконы, — зло прошипел Агенобарб.

— На этот раз он приготовил что-то оченьсерьезное, — взволнованно сказал Цицерон, — не напрасно Цезарь вызвалПомпея на сегодняшнее заседание.

С ростральной трибуны Клодий говорил о завещании египетскогоцаря Птолемея XII Авлета. Это вызвало удивление многих, так как народныетрибуны, как правило, не вмешивались в международные дела.

— Для чего нам нужно знать о завещании этогоегипетского царя? — довольно громко спросил Марк Марцелл.

Несмотря на глухой шум, Клодий его услышал.

— Пусть мне разрешат закончить, — крикнул он,снова продолжая говорить.

— Он что-то задумал, — тревожно прошептал Цицерон,сидевший между Катоном и Агенобарбом.

И, наконец, Клодий, завершая свою речь о наследстве царя,сказал:

— Кроме всех остальных владений, остался Кипр, который,по завещанию царя, отошел к нам.

— Ты хочешь забрать его себе? — спросил Лукулл подсмех присутствующих.

— Нет, — Клодий не принимал юмора во времяобсуждения законов, — запутанных дел на Кипре очень много, и нужен честныйи неподкупный человек для их разрешения.

— Это, конечно, Красс, — снова крикнул Лукулл,вызывая еще больший смех. Все знали о корыстолюбии консуляра.

Красс, шумно поднявшись, пошел к выходу, презрительноотворачиваясь от Лукулла. Выходя, он обернулся, и Цицерон с растущей тревогойувидел злорадную улыбку на его лице.

«Что они задумали?»— с нарастающим страхом подумал он.

— Единственный человек, — продолжал Клодий, —в чьей честности и порядочности мы никогда не сомневались, — это сидящийздесь сенатор Марк Порций Катон.

— Господи, — ахнул Цицерон, — вот что онипридумали.

Все замерли, переглядываясь друг с другом. Оптиматы не моглиотказаться, так как всем была известна суровая добродетель Катона. Ноотправлять его на Кипр означало лишиться признанного вождя. Это понимали все.

— Клянусь Юпитером-громовержцем, это Цезарь придумалтакое поручение, — закричал пришедший в себя Агенобарб.

Все зашумели одновременно.

— Даже если он, — закричал в ответ Клодий, —разве Катон недостаточно честен для такого поручения? Или уже личные интересы,Агенобарб, для тебя выше интересов Рима?

Агенобарб не ответил, продолжая негромко ругаться.

— На Кипре нужно будет конфисковать крупные суммы впользу римской казны, — говорил Клодий. — Неужели величие Рима нестоит такой заботы Катона? Или он считает, что не справится с подобнымпоручением?

Катон вспыхнул, резко вставая.

— Я готов без обсуждения выехать на Кипрнемедленно, — гневно сказал он, — и не тебе, Клодий, учить меня любвик Риму и его величию.

«Какой глупец», — огорченно подумал Цицерон.

— Хорошо, — сразу согласился Клодий, — но этотолько первое мое предложение. Второй закон, который я предлагаюпринять, — это «лишение воды и огня»[171] римскихмагистратов, виновных в незаконных казнях римлян.

Все замолчали, поворачиваясь к Цицерону. Услышав словаКлодия, он замер, выпрямившись, но не пытаясь произнести ни слова.

— Это позор, — гневно сказал Катон.

В ответ никто не проронил ни слова.

— И, наконец, проект еще одного закона, —окончательно осмелел Клодий. — Мы уже однажды ошиблись, приняв закон оконсулах с выделением им пастбищ для скота. Хорошо еще, что потом мы исправилиэту ошибку, — Клодий уже откровенно издевался над сенаторами, —теперь великий римский сенат должен принять мудрое решение. Я предлагаювыделить избранным консулам — Кальпурнию Пизону и Авлу Габинию — провинцииМакедонию и Киликию.

«Он подкупает их, — понял огорченно Цицерон, —кажется, Цезарь учел все варианты».

Клодий, сошедший с трибуны, уже шел к своему месту срединародных трибунов, когда поднялся Сципион.

— Мне непонятно одно — почему Клодий так заботится онаших консулах? Откуда такая предусмотрительность, столь несвойственная тебе,Клодий?

— Он думает об интересах народа, — гневно закричалтрибун Фуфий Кален.

— Точнее, об интересах плебса, — поправил егоЛукулл.

Снова закричали все разом, и заседание опять превратилось внеуправляемое сборище орущих римлян. Спустя некоторое время пришлось прерватьзаседание.

Собравшаяся у курии толпа, уже знавшая о предложенияхКлодия, громко скандировала, требуя отставки и изгнания Цицерона. Домой онвозвращался под охраной легионеров городского префекта.

Весь вечер и всю ночь Цицерон провел в одиночестве,размышляя о трудном положении, в которое попал.

Ранним утром он вышел из дому, одетый в темную одежду инебритый. У дома его уже ждали несколько сторонников, друзей и клиентов, средикоторых были сын Красса Публий и Аттик Помпоний. Как и все политическиедеятели, Цицерон любил преувеличенный интерес к своей особе. Как эмоциональныйчеловек, он легко впадал в крайность, считая, что его траур вызовет почтинациональную трагедию в Риме.

Несколько дней он ходил по улицам, сопровождаемый растущейтолпой поклонников. Некоторые призывали к насильственному устранению Клодия изгорода. Кое-где произошли свалки. Одному из его сторонников — Милону — чуть несломали руку. Другого — Элия Ламию — новый консул Габиний приказал вообщевыслать из города за организацию беспорядков.

Цицерон окончательно пал духом. Он понимал: достаточнонародному собранию принять закон, и Клодий, не дожидаясь утверждения сената,передаст дело в суд. И однажды ночью он пришел к Цезарю.

Юлий принял его сразу, словно ждал этого визита. Какрадушный хозяин, он велел накрыть стол в триклинии, а пока в ожидании ужина онисидели в атрии.

— Я пришел, Цезарь, посоветоваться с тобой, —осторожно начал Цицерон.

— В моем доме ты желанный гость, Цицерон, —радушно улыбнулся Цезарь, — мне всегда приятно с тобой разговаривать.

— Великие боги дали тебе разум, равный величию твоейсемьи, Юлий, — мрачно сказал Цицерон, — но сегодня мне хотелось быузнать у тебя только одно — что мне дальше делать, Цезарь?

— Ты имеешь в виду новый закон Клодия? — Цезарьрешил не играть, понимая, что его собеседник все отлично сознает.

— Конечно, — вздохнул Цицерон, — новый законКлодия направлен против меня. Может быть, ты что-нибудь посоветуешь, Гай Юлий?

Цезарь сдержал усмешку. Он наклонился к Цицерону и, сделавозабоченное лицо, с трудом сдерживая смех, произнес: