были добровольцами, и Хесс и Макферсон, анализируя их письма и мемуары, утверждают, что большинство из них поддерживали объявленный casus belli своей стороны. Макферсон находит два основных мотива для поступления на службу: чувство приключений и патриотическая идеология. Это включало в себя приверженность долгу и чести как часть ритуала посвящения в мужчины. По его мнению, долг, подкрепленный совестью, был более важен для солдат Союза, в то время как честь, подкрепленная общественной репутацией, доминировала среди конфедератов. Обе стороны считали, что они отстаивают идеалы Американской революции. Конфедераты боролись за независимость от тиранического централизованного правительства, юнионисты - за свободы, закрепленные в Конституции. Лишь немногие конфедераты упоминали о защите рабства (только треть семей солдат Конфедерации имела рабов), но в ходе войны все больше солдат Союза стали распространять понятие свободы на отмену рабства. Это была война между трансцендентными идеологиями, вытекающими из ключевого противоречия Америки - страны белой мужской демократии и массового рабства.

Это противоречие проявлялось на протяжении десятилетий по мере присоединения к Союзу каждой новой территории и штата. Редко когда солдаты были так хорошо информированы, но при этом так идеологически поляризованы. Линдерман, чья выборка состояла в основном из офицеров, замечает: "Мужественность, благочестие, долг, честь и рыцарство в разной степени представляли собой ценности, которые добровольцы Союза и Конфедерации стремились выразить своими действиями на поле боя. Но каждый из них, как побудительный мотив к войне, оставался подчиненным мужеству", которое представляло собой "героические действия, совершаемые без страха", добродетель, благосклонность справедливого Бога, чтобы "храбрые жили, а трусливые умирали". Религия придавала легитимность обеим сторонам. Некоторые считали, что "хорошая смерть" будет вознаграждена вечной жизнью. Один человек писал, что смерть - это всего лишь "разрушение грубого, материального тела... . . Смерть солдата - это не судьба, которой следует избегать, а скорее почти что слава ей". Другой видел "нечто торжественное, таинственное, возвышенное в мысли о вступлении в вечность". Линдерман согласен с тем, что глубокая убежденность была характерна для добровольцев 1861-62 годов, но затем война принесла разочарование. Мужество тогда часто называли "тщетным". Мэннинг делает акцент на рабстве: "Проблема, как ее видели солдаты с обеих сторон, заключалась в том, что... противоборствующая сторона угрожала самоуправлению. Она угрожала свободе и равенству. Она угрожала добродетели, необходимой для поддержания республики. Она угрожала правильному балансу между Богом, правительством, обществом, семьей и личностью. И с какой бы стороны ни находился солдат Гражданской войны, он знал, что суть угрозы и причина войны - это позиция другой стороны по отношению к рабству. От первого до последнего рабство определяло солдатскую войну как среди войск Союза, так и среди войск Конфедерации". "Общая вера в опасность отмены рабства мощно объединяла солдат Конфедерации и побуждала их сражаться, даже если они не разделяли ничего другого"

Экономические мотивы, по ее словам, были подчинены необходимости поддерживать южную идеологию расы и пола, которая утверждала привилегии белых мужчин и их обязательства по отношению к своим семьям. Республиканцы, выравнивающие расовую принадлежность, уничтожили бы рабство и тем самым поставили бы под угрозу безопасность их семей. Даже когда недовольство правительством Конфедерации нарастало и надвигалось поражение, они продолжали бороться, полагая, что поражение может привести к расовой войне. По словам Мэннинга, солдаты Союза выступили за отмену рабства за год до прокламации об эмансипации в январе 1863 г., раньше, чем большинство гражданских лиц и политиков. Они были взволнованы тем, что в районах Конфедерации их встречали рабы, а чернокожие товарищи храбро сражались. Почти 80% из них проголосовали за Линкольна на выборах 1864 года. Их антирабовладельческая позиция не означала, что белые солдаты Союза выступали за расовое равенство. Но простые солдаты верили в casus belli, провозглашенный их правителями. Поэтому солдаты, хотя и были неопытны и плохо обучены, обладали высоким боевым духом и сражались решительно.

Однако два авторитетных исследователя утверждают, что многие или даже большинство американских солдат не могли стрелять из своего оружия из-за моральных устоев. В следующей главе я рассказываю о широко цитируемом исследовании американского бригадного генерала С.Л.А. Маршалла, посвященном американским пехотинцам Второй мировой войны. Но американский подполковник Дэйв Гроссман, на которого Маршалл оказал большое влияние, сосредоточился на этой войне. Он утверждает, что большинство солдат Гражданской войны не могли заставить себя стрелять по врагу из-за моральных соображений, связанных с убийством. Это удивительно, учитывая тот идеологический пыл, с которым мы только что познакомились. Первое доказательство, которое он приводит, заключается в том, что потери в войне были относительно невелики, несмотря на то, что пехота стреляла друг в друга с довольно близкого расстояния. Но это было нормальным явлением в мушкетных боях на протяжении двух столетий. Мушкеты были не очень точными, и мало кто из солдат был обучен стрельбе из них должным образом, что, как правило, приводило к стрельбе с большой дистанции. Гроссман предполагает, что это происходило из-за отвращения к убийству, но прямых доказательств этому он не приводит. Вместо этого он опирается на любопытное косвенное доказательство: краткое описание брошенных мушкетов, найденных на поле Геттисберга после битвы в июле 1863 г., сделанное майором Лэйдли из Департамента боеприпасов Союза. Цитирую майора Лэйдли полностью:

Экспертиза мушкетов, собранных на поле боя при Геттисберге, выявляет факт, который мало кто готов признать, и говорит о недостатках, присущих дульнозарядной системе. Из двадцати семи тысяч пятисот семидесяти четырех мушкетов, собранных после сражения, оказалось, что двадцать четыре тысячи были заряжены: двенадцать тысяч содержали по два заряда, а шесть тысяч (более двадцати процентов) были заряжены от трех до десяти зарядов каждый. В одном мушкете было двадцать три заряда, причем каждый из них укладывался в обычном порядке. Часто патрон заряжался без предварительного разламывания, а во многих случаях вставлялся сначала шарик. Какое зрелище представляют собой бесполезные ружья, непригодные для работы в тот день и по причинам, свойственным системе заряжания.

Гроссман утверждает, что перегруженные мушкеты солдат не стреляли потому, что убийство было им противно: человек не является прирожденным убийцей, говорит он. Малешевич соглашается с ним: "Убийство, на самом деле, ужасно трудное, мучительное, вызывающее чувство вины и для большинства людей отвратительное занятие", хотя он и осторожничает, отмечая, что некоторые солдаты становятся "парализованными страхом" наряду с "сознательной неспособностью убивать других людей". Но Лэйдли не упоминает об отвращении или моральных устоях. Он говорит, что отсутствие стрельбы свидетельствует о недостатках дульнозарядных мушкетов, усугубляемых недостатками обучения солдат - "причинами, свойственными системе заряжания", - утверждает Лэйдли. Основной причиной невыстрела было неумение солдат правильно заряжать тройку - порох, пулю и пыж. Гордон Роттман добавляет проблемы