ослабевала, сменяясь цинизмом и разочарованием. Многие чувствовали, что их обманули. Хесс разделяет пятьдесят восемь послевоенных мемуаров солдат Союза на четыре достаточно равные группы. Первая из них делает упор на идеологию и сохраняет приверженность сохранению Союза. Вторую он называет "потерянными солдатами", которые "не могли найти никаких самоутверждений в отношении войны", были разочарованы и озлоблены. Третью группу составили "прагматики", которые отвергали причину, но рассматривали войну как личный процесс самопознания, а четвертую - "молчаливые свидетели", которые "вспоминали товарищество, лагерную жизнь и другие общие переживания, но подавляли воспоминания о сражениях". Это очень неоднозначная картина.

Новобранцы были полны энтузиазма, но не обладали достаточными навыками. Оставшиеся в живых достигали пика эффективности в третьем или четвертом бою. Затем энтузиазм и энергия начинали угасать. Такие циклы типичны для современных войн. Женщина, наблюдавшая за маршем новобранцев Союза, сказала, что они проявляли "мальчишеский энтузиазм", в отличие от более опытных, которые маршировали "в мрачном молчании, которое было самым гнетущим". Опытные солдаты знали об опасности, не высовывались и делали минимум. Хесс говорит, что постоянное давление войны гарантировало, что почти все будут иногда уклоняться от выполнения боевых обязанностей, чтобы не прослыть трусами. Всем нужен отдых. По словам одного человека, 10% солдат Союза всегда были храбрыми, 10% - "отъявленными трусами", а 80% находились между ними, функционируя "в безопасных пределах приемлемости". Поскольку моральный дух был одинаковым у обеих сторон, это не сильно повлияло на исход войны. Но постоянные переходы от спокойствия к хаосу приводили к быстрой смене настроения. Хесс отмечает, что многие солдаты различали моральную храбрость - сознательное желание выполнить свой долг и сохранить честь, несмотря на опасность, - и физическую храбрость, которая обычно является результатом действия адреналина и эмоционально-физиологической стимуляции боя. Битва оставалась выматывающей и пронизывающей до мурашек. Адамс приводит ужасающий перечень реальных смертей:

Капрал Джеймс Квик попятился назад, когда пуля вошла ему за левую челюсть и вышла через нос. Ему всего двадцать два года. Рядом с ним лейтенант Уильям Тейлор, которому пуля попала в шею, не задев артерии, но перебив дыхательное горло. Он прижимает руки к шее, пытаясь остановить поток крови и воздуха, с шипением вырывающийся из раны. Мимо пробегает рядовой Кейлс, "дышащий на горло и брызжущий кровью" из раны на шее . . . . Мы избегаем рядового Джорджа Уокера, потому что у него оторвана правая рука, перебита артерия, и кровь "при некоторых движениях руки выплескивается выше головы". Кровь хлещет и из федерального офицера, раненного в переносицу; он блуждает, продолжая моргать, хотя обоих глаз уже нет, "открывая и закрывая незрячие глазницы, кровь вытекает струйками".

Это не было тем, что защитники войн называют "хорошей смертью", но, вероятно, это было типично для сражений всех времен. Макферсон приводит слова рядового из Вирджинии: "Я достаточно насмотрелся на военную славу. . . . Мне надоело видеть мертвецов и оторванные от тела конечности". Сержант из Миннесоты писал: "Я не знаю ни одного солдата, который бы стремился к тому, чтобы его повели или погнали в другое сражение". Они были добровольцами, но их действия уже не были добровольными.

Макферсон утверждает, что в пылу и страхе боя организм многих солдат вырабатывал "сверхнадпочечниковую ярость", которая обеспечивала "боевой наркоз", "действующий почти как галлюциногенный наркотик", вызывая настолько сильное возбуждение, что оно подавляло мысли о морали, страхе или трусости. Сейчас мы знаем, что прилив сил, вызванный работой надпочечников, приводит к резкому увеличению энергии и силы, учащению пульса или сердцебиения, учащению дыхания. Это может побудить солдат к бегству, что в условиях затяжного боя было затруднительно, или к ярости, которая заставляла их с криком бросаться вперед. По словам дневников, это означало "вести себя как дикие люди". "Наши люди обезумели, завыли и бросились вперед". Сержант из Индианы писал своей невесте: "Человек может так разъяриться от грохота и опасностей кровавого боя, что если у него и было когда-нибудь нежное сердце, то оно превратится в камень, а все его желания будут направлены на кровь". Солдаты Союза стали бояться "крика повстанцев". Адреналин выделялся лишь короткими вспышками. Но при выполнении технических работ, например в артиллерийских командах, все мысли были заняты последовательностью заряжания, стрельбы, перестановки, перезарядки и повторной стрельбы - процессом, который отодвигал страх на второй план. "Мой разум был полностью поглощен", - писал один из них.

Ярость подкреплялась желанием отомстить за смерть товарищей, что приводило к жестоким расправам. Один из солдат Союза писал: "Мы захватили около сотни пленных и убили около тридцати из них. Нам было весело наблюдать, как их расстреливают". Конфедераты расстреливали чернокожих солдат Союза, попавших в плен, в дополнение к своим белым офицерам. Часто происходили изнасилования. Генералы Союза, наступавшие на территорию Конфедерации, придерживались тактики "выжженной земли". Шерман провозгласил: "Чтобы обеспечить безопасность судоходства по Миссисипи, я готов убить миллионы людей. В этом вопросе я не просто безумен, а безумен". Война - "самое опасное из всех волнений", - говорил Ли и замечал: "Хорошо, что война так ужасна - иначе мы бы слишком увлеклись ею". Но как только заканчивался бой или продвижение вперед, бойцы падали в изнеможении, и страх возвращался.

Один случай, произошедший во время Гражданской войны, хотя и не являющийся ее частью, тем не менее, заставляет задуматься о зверствах времен Гражданской войны. 29 ноября 1864 г. сотни коренных американцев арапахо и шайенов были уничтожены в Сэнд-Крик (штат Колорадо) кавалерией Союза под командованием полковника Джона Чивингтона, который заявил: "Будь проклят любой человек, сочувствующий индейцам! . . . Я пришел убивать индейцев и считаю правильным и почетным использовать любые средства под Божьим небом, чтобы убивать индейцев. . . . Убивайте и снимайте скальпы со всех, больших и маленьких; из гнид получаются вши". Атака солдат переросла в бешенство. Они снимали скальпы и другие жуткие трофеи с трупов, украшали себя скальпами, человеческими зародышами, мужскими и женскими гениталиями. Две трети погибших составляли женщины и дети. Сражения времен Гражданской войны никогда не опускались так низко. И все же два офицера кавалерии, находившиеся в Сэнд-Крике, были в ужасе. Капитан Сайлас Соул писал своей матери: "Я присутствовал при резне трехсот индейцев, в основном женщин и детей. . . . Это была ужасная сцена, и я не позволил своей роте стрелять". Лейтенант Джозеф Крамер также приказал своим бойцам не стрелять. Во время Гражданской войны солдаты не могли так жестоко обращаться с белыми людьми.

После Геттисберга наступило более постоянное боевое истощение. По словам Макферсона, солдаты ослабли от "марш-бросков, недосыпания, плохого питания или