В моём измученном сердце разгорается гнев.

«Моя мать никакая не отщепенка, ты, ядовитая змея!»

Тётя Вивиан встаёт и натягивает чёрные перчатки из тончайшей телячьей кожи. Её глаза полыхают затаённой злобой. Чувствуя на себе её взгляд, я стараюсь придать своему лицу безразличное выражение.

– Я отправляюсь в Валгард, чтобы исправить, хотя бы частично, то, что натворили твои братья, – едва сдерживая ярость, произносит она. – Пришла твоя очередь, Эллорен, сохранить доброе имя нашей семьи. Ты останешься здесь. Будешь встречаться с Лукасом Греем. Я вернусь через две недели. К тому времени ты должна получить согласие дяди на обручение и выбрать день для церемонии. Больше откладывать нельзя. Кончились игры твоего дядюшки. – В её взгляде мелькает угроза, от которой меня пробирает мороз по коже. – Сообщи дяде, что, если ты через три недели не обручишься с Лукасом, вы не увидите от меня никакой помощи. Всё, что было когда-то у дяди, давно истрачено. Вздумаете мне перечить – окажетесь на улице. Понятно?

«Пока я в состоянии дышать, я не подчинюсь тебе, злобная ты тварь!»

– Да, тётя Вивиан, – с выражением печальной покорности на лице произношу я.

Она пристально вглядывается в моё лицо, ища подвох, и, не обнаружив ничего подозрительного, замечает лишь мою бледность, спутанные пряди и несчастный вид.

– Мне жаль, что братья так обошлись с тобой, Эллорен, – с нотками сочувствия в голосе произносит тётя. – Они навсегда изгнаны из Гарднерии. Мы больше никогда не будем упоминать их имён.

Она стремительно выходит из комнаты и хлопает дверью с такой силой, что я подпрыгиваю на стуле.

Я терпеливо жду, вцепившись в сиденье, пока мои линии силы искрятся и вспыхивают. Я жду, пока не стихнут тётины уверенные шаги. Воображаю, как она садится в карету и отъезжает. Я прерывисто дышу, гнев накатывает на меня удушающей волной, моё измученное ядом тело напрягается, как натянутая струна.

В лихорадочной спешке я хватаю вазу с алыми розами, стоящую на столике рядом со мной, и, вскочив на ноги, швыряю её в огонь. Фарфор разлетается на куски, цветы летят во все стороны, некоторые падают в огонь и занимаются пламенем.

Сжав кулаки и не обращая внимания на дымящуюся в опасной близости от ковра розу, я застываю на месте.

Что же мне делать? Мысли кружатся бешеным вихрем, слёзы льются из глаз.

Гарета больше нет, наш запасной план с обручением не сработал, а срок обязательного обручения подходит – осталось всего три недели. Сбежать я тоже не могу. Нельзя оставить дядю Эдвина одного без помощи и защиты.

Что же делать…

«Найду список тех, кто обязан обручиться в ближайшие недели, – в отчаянии рассуждаю я. – Выберу молодого человека не из военных. Получу согласие дяди Эдвина и как-нибудь скрою всё от тёти Вивиан…»

Но как? Как можно что-нибудь скрыть от тёти Вивиан? Она всё узнает. В каждой конторе Валгарда найдётся её подхалим, который тут же донесёт на меня.

Стены роскошной гостиной наступают, я едва дышу. Мне надо выбраться из этого здания, где всё кричит о Гарднерии. Я хочу обратно в Северную башню. В знакомые каменные стены.

И пусть меня встретят там лишь воспоминания о друзьях или их призраки.

Я бреду по ночным улочкам университетского городка к Северной башне, прислушиваясь к шуму в голове – звонкие удары молота, так измучившие меня за день, постепенно стихли и превратились в едва слышный ритмичный шелест, напоминающий о себе в такт с биением сердца.

У кромки широкого поля я останавливаюсь и задираю голову к облакам: снова сверкают молнии, но дождь пока даже не моросит.

На поле нет ни души.

Чародейки ву трин ушли из Верпасии, а гарднерийские солдаты стали лагерем где-то ещё. Кое-где на истоптанной земле виднеется оставленный ими мусор.

Холодный тёмный силуэт покинутой и всеми забытой Северной башни темнеет на фоне ночного неба. На двери алеет кроваво-красная гарднерийская звезда благословения.

При виде острых лучей меня охватывает печаль, и сердце сжимается от боли.

Я помню этот знак. Так гарднерийцы помечают «грязные» места, запятнанные присутствием исчадий зла.

В негодовании я поднимаюсь по каменистой тропе под порывами холодного ветра, подхожу к башне и толкаю приоткрытую дверь – петли горестно скрипят, протестуя против моего вторжения.

В холле меня встречает чернильно-чёрная тьма, которую изредка разрывают вспышки молний. Двигаясь по памяти, я прохожу половину пути до винтовой лестницы, когда сверху вдруг доносится неразборчивое бормотание.

Я застываю от страха, не в силах пошевелиться.

Кто может быть здесь?

И снова приглушённый голос. Мужской. Похоже на альфсигрский язык.

Каэль? Сердце от удивления подпрыгивает.

Стараясь ступать бесшумно, я поднимаюсь по лестнице и, ускоряя шаг, подхожу к двери в комнату. Никаких сомнений – это голос Каэля.

Заглянув в комнату, я ошеломлённо останавливаюсь.

Винтер скорчилась в углу, закутавшись в крылья и рассеянно бродя взглядом вокруг.

Ворон Ариэль устроился на стропилах над хозяйкой, а сама Ариэль сидит на полу перед Винтер и шипит на возвышающегося над ней Каэля. Худощавый Ррис слоняется рядом, и его отчаянный взгляд пугает меня больше всего.

Эльфы и икариты почти одновременно поворачиваются ко мне, и радость от встречи с друзьями быстро сменяется страхом.

Им здесь не место. Верпасия пала, скоро здесь начнут действовать законы Гарднерии, по которым икаритам грозит тюрьма.

– Что произошло? – с колотящимся сердцем спрашиваю я Каэля. – Почему, во имя Древнейшего, вы здесь? Каэль, это опасно!

Каэль смотрит на меня со зловещей тревогой.

– Мою сестру изгнали из Альфсигрота, – печально произносит он. – И всех икаритов вместе с ней.

Я ошеломлённо смотрю на Винтер. Икаритов изгнали из Альфсигрских земель, и нарушение этого закона карается смертью.

– Наши правители требуют более строгого выполнения законов, указанных в священных книгах, – сообщает Каэль. – А священные книги требуют смерти для всех деаргдулов – Крылатых. Верховная жрица давно требовала изгнать мою сестру, но только на словах. Теперь же, на пороге войны, наш народ стал очень суеверным. Эльфы требуют не только изгнать мою сестру, но и всех, кто ей помогает. Мои родители и прочие родственники отреклись от Винтер. У вашего народа есть похожие традиции. Боюсь, как бы не объявили на неё охоту.

Кровь отливает от моего лица.

– О Древнейший! Каэль…

– Если они примут закон убивать икаритов, – продолжает Каэль, – то за ней пришлют марефоров.

– Кого? – потрясённо переспрашиваю я.