в этот момент вас заволокло густым облаком. Сначала тебя поразил запах, едкий и кислый, потом стало жечь глаза, а когда ты попытался вдохнуть, тебя словно ударили в грудь боевым топором. Ты поднес руки к лицу и упал на колени, давясь, но она подняла тебя на ноги.

«Побежали!» – крикнула она, и ты слепо поплелся следом.

Она затащила тебя через подворотню в глубь квартала и оторвала твои ладони от лица. Воздух здесь был чище, но ты не переставал кашлять, и твои глаза горели, а лицо было залито кровью из проколотой ладони.

«Не три глаза!» – сказала она, сняв противогаз. Сорвав с шеи бандану, она быстро перевязала тебе кровоточащую руку. Вечно она перевязывает тебе руки. Потом Алеф схватила тебя за запястье и увидела шрамы. Нахмурившись, она посмотрела тебе в лицо, но твои глаза были плотно закрыты, и она достала из своего рюкзака бутылку. «Смотри вверх», – сказала она, и ты попытался, но глаза так жгло, что ты не смог их открыть. Она вылила тебе на лицо какую-то белую жидкость. Может быть, это было молоко.

«Дерьмо сбывается, – пробормотала она, зажав твое лицо между ладонями и вытирая твои щеки, а ты хватал ртом воздух, и она вспомнила. – А, черт. У тебя же астма. Так, значит, надо убрать тебя с улицы. Пошли!»

Ты приоткрыл глаза. Сквозь молоко и слезы ты разглядел двух полицейских в спецкостюмах, приближающихся к ней сзади, Алеф обернулась и тоже увидела их. Она положила руки тебе на грудь и с силой оттолкнула тебя.

«Уходи!» – крикнула она, и в тот момент ее схватили копы.

Ты побежал, спотыкаясь, а когда оглянулся, Алеф отбивалась от полицейских, размахивая руками и ногами, но продолжая наблюдать за тобой. Ваши глаза встретились, когда ее тело обмякло, и копы потащили ее куда-то, подхватив под руки, но она продолжала смотреть на тебя. Ты хотел пойти за ней, спасти ее, но она покачала головой.

«Иди… – одними губами произнесла она, и ты видел, как шевельнулись ее губы, когда другой голос, тихий и знакомый, договорил ее фразу:

…в Библиотеку».

72

После подтверждения результатов выборов по всей стране люди выходили на улицы. Протесты вспыхнули во всех крупных городах, и национальные новостные ленты транслировали их в прямом эфире. Аннабель сидела перед светящимися мониторами своего «центра управления полетами» и записывала репортажи. Бенни до сих пор не вернулся домой. Доктор Мелани еще не перезванивала.

В любом случае, как может история оборваться? Если история обрывается, значит ли это, что она оборвалась? Толпы людей блокировали городские улицы и автострады. Как много людей! Аннабель посмотрела на часы. Звонить в полицию еще рано.

И все же как выглядит сломанная история? В местных новостях передавали репортаж из центра города, где горел автомобиль. Одетые в черное погромщики в лыжных масках переворачивали мусорные баки, били стекла полицейских машин, разбивали витрины магазинов. Наклонившись к монитору, Аннабель просматривала кадры любительской съемки, ища Бенни. Может быть, это он? Она остановила кадр. Нет, это какой-то другой мальчик. «Освободите улицу! Очистите улицу! Все немедленно покиньте этот район!» – заревели мегафоны. Приближалась полиция в защитном снаряжении. Для разгона демонстрантов применяли водометы и слезоточивый газ. Аннабель слышала рокот вертолетов, но уже не понимала, откуда доносится звук: из телевизора или с улицы. То же самое и с сиренами: они воют в комнате или на улице? Близко или далеко?

Дорогая мисс Кониши,

Я сижу в темноте. На улицах бунтуют люди, страна разрушена и охвачена пламенем, мой сын снова сбежал, и я ничего не могу со всем этим поделать. Все, что я могу делать, это ждать, поэтому я решила пока написать вам.

Вы же, наверное, знаете, что у нас здесь только что прошли выборы. Я знаю, что в Японии примерно такая же демократия, как и у нас. Неужели и ваши политики ведут себя как хулиганы на детской площадке? Устраивают ли ваши граждане после этого бунты на улицах? Не помню, писала ли я, что зарабатываю на жизнь тем, что слежу за новостями. Не бог весть что за работа, но я могу заниматься этим на дому и получать за это медицинскую страховку, которую в Японии, кажется, вы получаете автоматически, это так? Это, должно быть, здорово. Мне нечасто поручают следить за международными новостями, поэтому я мало что знаю о Японии. В вашей стране школьники стреляют друг в друга? Горят ли у вас леса?

Я не хотела зарабатывать на жизнь таким образом. Это реально угнетает. В детстве я хотела стать детским библиотекарем. Я даже какое-то время училась на библиотекаря, но мне пришлось бросить учебу, когда я забеременела. Это нормально, ведь я люблю своего сына. Он – лучшее, что было и есть в моей жизни, но все же мне бы хотелось быть и библиотекарем, и матерью. И женой, потому что мне сейчас очень не хватает этого. Я так скучаю по Кенджи! Я все еще думаю, что если бы он был жив, у Бенни не было бы всех этих проблем. Я продолжаю винить во всем себя.

Вот, я только что позвонила в полицейский участок и заставила их принять мое заявление. Теперь я знаю, как это сделать, и у меня это хорошо получается. Скоро я буду знать всех дежурных офицеров по именам. Сегодня вечером со мной разговаривала женщина-полицейский, и она спросила, не поссорились ли мы с сыном накануне. Я честно ответила, что нет, не в этот раз. Первые два раза он злился на меня, но на этот раз я спала, когда он ушел, а перед уходом он сложил мои футболки. Это было как подарок! Он сложил их по вашему японскому способу, который я ему показала, и когда я проснулась, все рубашки были разложены в ящике по цвету. Мило, правда? Кто из детей еще так поступает? Но этого я полицейским не говорила.

В ночь смерти Кенджи, перед тем как он ушел из дома, мы поссорились. Я даже не помню, как это началось. С какой-нибудь глупости. Мы были в спальне, и он готовился к концерту. Может быть, он сказал, что придет поздно, чтобы я не ждала. Ждать я и правда терпеть не могу, но когда тебе говорят не ждать, это ведь еще хуже, понимаете? Я просто хотела, чтобы он остался дома. Я хотела, чтобы он захотел остаться дома с женой и сыном, и видимо, в глубине души я понимала, что он опять начал употреблять наркотики. А еще, помнится, я