День плавился в сухом июльском зное. Мостовая, точно печка, жгла подошвы. Фаина высмотрела на аллее, под цветущей липой скамью, с одного края занятую длиннолицей дамочкой в шляпе. Дурнушка заметно скучала, и появление соседки вызвало на её лице улыбку.

— Не правда ли, нынче адская жара?

— У нас, на юге, бывает жарче, — вежливо ответила Фаина.

— А вы с юга?

— Из Ставрополя.

— Обожаю Крым! Мы с мужем до войны там отдыхали каждый сезон. Море — чудо! Фрукты ничего не стоят, вино, шашлык. Эти татары ужасные донжуаны! Не давали мне прохода! Особенно один, Муртаза. Объяснялся мне в любви в присутствии мужа...

Фаина перестала слышать собеседницу: у тротуара, вблизи их скамьи, остановился автомобиль, из которого вылезли худощавый мужчина в очках и... Роман. На нём был френч с погонами полковника. В сопровождении молодого офицера они скрылись в арочном проходе трёхэтажного здания.

Роман позвонил вечером, и Фаина, схватив трубку, объявила, что хочет серьёзно поговорить.

Войдя в квартиру, он сразу же понял, о чём пойдёт речь. У двери стоял клетчатый чемодан Фаины.

— Сегодня я видела тебя на Цветном, — многозначительно сообщила она.

Роман только засмеялся:

— Ты ошиблась! Увы, внешностью Бог не наградил. Не Алейников и не Кадочников. Итак, что смастерила на ужин Агафья-искусница? — поинтересовался Роман, стягивая с шеи развязанный галстук и вешая его на спинку стула.

Фаина забралась с ногами на диван, сжалась.

— Давай всё же поговорим, — предупредительно-холодно возразила она. — Только не перебивай.

— Я весь внимание.

— Мне необходимо уехать домой. Ты обещал, что устроишь в ЦК комсомола, как только поженимся. Согласование у твоего «шефа» затянулось. А я хочу работать! Быть нужной. Жить сполна, а не охранять квартиру!.. Поэтому нам нужно расстаться. Я готова потерпеть. А когда позовёшь — вернусь.

— Тебе одиноко. Не спорю, — согласился Роман, садясь в кресло и сжимая пальцами инкрустированные, в виде дракончиков, подлокотники. — Давай обсудим не в спешке.

— Погоди. Это ещё не всё, — перебила Фаина. — Ты не доверяешь мне. Здесь ты — один, а на службе, где пропадаешь сутками, — какой?

— Я — тот, кого ты знаешь! И баста! — непримиримо воскликнул Роман. — При чём здесь моя служба? Кондовая, ежедневная, без оваций и благодарностей. И потом... Я тебе не раз объяснял, что многое зависит не от меня.

— Ты не против моей поездки?

— Утро вечера мудренее. Идём пировать! Голоден как волк, — Роман шутливо зарычал, вскакивая с кресла и беря Фаину за руки...

Через неделю всё разрешилось.

Роман вернулся со службы раньше, чем обычно. Как будто довольный и оживлённый, но почему-то резче обозначились морщины на лбу. И говорил он как-то отстранённо, тая нечто неведомое.

Потом любимый откупорил бутылку шампанского. Вино было чудесное, крымское.

— Знаешь, у тебя потрясающая интуиция, — вдруг похвалил Роман и задержал дыхание. — Ты раньше меня почувствовала предстоящую разлуку. Меня направляют в командировку. Туда, куда ты приехать не сможешь.

— За границу? — догадалась Фаина, отставляя на столик бокал.

— Этого я не могу сказать.

— Думала сначала, что ты искусствовед. Потом нашла в столе листы, исписанные цифрами, решила: ты — финансист. А недавно поняла, с кем живу... Я хочу с тобой! У меня есть опыт подполья. Хорошо стреляю... Послушай, мой отец — офицер НКВД! Я награждена боевой медалью. Что нужно, чтобы поступить в разведывательную школу? Какие там экзамены? — загорячилась Фаина, пересаживаясь поближе. — Уверена, ты можешь помочь. Сделай это ради меня!

Он отмалчивался, отговаривался и — заколебался. С его отъездом Фаину выселят из служебной квартиры. Добиться позволения на её прописку не успел: столь молниеносно отдан приказ руководством ВЧ № 44388[52] о засылке полковника Сысоева в Европу. Фаине поневоле пришлось бы искать жильё или возвращаться восвояси. Привычка анализировать помогла, как показалось, найти решение. Полковник вспомнил о том, что могло быть полезным в оперативной работе. Фаина близко сошлась с семьёй казаков-предателей, ушедших с немцами. Об их невестке, примерной колхознице, он хлопотал...

— Фамилия женщины, что мы встретили на вокзале, была Шаганова?

— Да. А разве её не освободили?

— Обещали пересмотреть дело. Скажи, немецкого офицера, что приезжал в ваш хутор, ты запомнила?

— Конечно! Павел Тихонович Шаганов. Усатая, холёная морда... А почему спросил?

— Значит, это он. Сотрудник рейхсминистерства. Подручный Химпеля и Краснова. Я видел его фотографию... Интересный ход! Неплохая перспектива... Завтра я успею поговорить о тебе с генералом. Буду рекомендовать в разведшколу! А дальнейшее покажет...

9

За полгода 5-й Донской казачий корпус преобразился настолько, что его вправе было считать новым формированием.

Отведённые с фронта казаки вплоть до поздней весны залечивали раны, набирались сил в окрестностях посёлка Целина, в молоканских и духоборских селениях — Михайловке, Хлебодарном, Тамбовке. Стариков-ополченцев в большинстве отправили домой. Пополнялись полки за счёт новобранцев и обстрелянных уже бойцов с пересыльных пунктов. Комкор Селиванов и начальник корпусной артиллерии Лев подолгу находились в Генеральном штабе, «выбивали» автомашины, стрелковое оружие, пушки. В итоге: корпус усилился двумя артиллерийскими полками, танковой группой и батареями зенитных орудий.

Всесторонняя подготовка и дооснащение корпуса велись на воронежской земле, где всё лето числился он в резерве Степного фронта. Широкомасштабная операция на юге снова призвала селивановцев на родную землю.

...Бои не прерывались уже третьи сутки.

Войска Южного фронта теснили воссозданную 6-ю армию Голлидта, закрепившуюся на позиции «Черепаха» — от Макеевки до азовского побережья. Оборонительным валом был обозначен рубеж реки Кальмиус.

Атаки советских войск с ходу не удались. Вечером и ночью 7 сентября пехотинцы 28-й армии после артподготовки, проломили редуты противника, продвинулись на два-три километра вперёд, но были остановлены контратаками. Без промедления командующий Южным фронтом Толбухин включил в сражение 11-й танковый корпус Радкевича и 5-й Донской казачий корпус, также укреплённый тремя танковыми полками.

Под сокрушительным огнём с неба и земли (вновь перевес был на стороне асов люфтваффе), теряя товарищей, казаки достигли вражеских окопов. Занялась рукопашная. На открытой местности вспыхнула орудийная перестрелка. В лобовую сошлись танки. Небывалая насыщенность техники затрудняла манёвры. Козырем Селиванова оказалась конница! Вихревые прорывы эскадронов 11-й дивизии Сланова во взаимодействии с танкистами позволили уже к ночи 8 сентября захватить Новую Лапсу и Белокаменку, обойдя узлы сопротивления немцев.

Утром следующего дня битва возобновилась с новым ожесточением!

Каруселила авиация. Артперестрелки чередовались с вылазками танков. Напор казаков возрастал!