Саума нашла Вулфа на песке. Он шнуровал сапоги.

– Мы готовы плыть дальше, – сказала она.

– Нет.

– Что?

– Я сам доберусь до Аскалона. – Он взглянул на нее. – Саума, я больше не выдержу моря.

Она взглянула на юг, вдоль длинной полосы мокрого песка и гальки.

– Тебе не позавидуешь, но если ты твердо решил… – ответила она, выдыхая влажный туман. – Трит составит тебе компанию. Я доплыву с купцами и подыщу жилье в столице. Встретимся там.

– Спасибо.

– Регни посоветовала бы тебе искать в себе сталь. – Она выдохнула носом. – Я не Регни.

Она побрела к кораблю. Трит с плетеной торбой за плечом вышел из пещеры.

Под ногами скользила мокрая от дождя и прилива галька. В просочившемся сквозь зловещие тучи утреннем свете виден был пробивающийся на глубину «Волнорез». Они с Тритом двинулись в ту же сторону, к югу, только куда медленней. Трит, при всей его любви к снегам, никогда не радовался промозглой сырости Иниса и теперь, хоть и не думал сдаваться, морщился под моросящим дождем.

Шли молча, от усталости растеряв все слова. Когда Вулф второй раз поднял взгляд, берег уже затянуло туманом. Сквозь него просвечивал в воде темный горб.

– Я знаю, где мы, – крикнул он. – Это Торфяники.

– Откуда знаешь?

– Вон тот пупырь – это Елдова Голова. – Вулф прервался, чтобы прокашляться. – Граница между Лугами и Торфяниками. В отлив к нему можно дойти посуху. Я от тетушки о нем слышал.

– Она здесь живет, твоя тетушка?

– В нескольких милях. Кто-нибудь да укажет нам ее поместье.

– Найти бы кого-нибудь. – Изо рта у Трита вырвалось серое облачко. – Она нам поможет добраться до Аскалона?

– Да уж, я думаю.

– Хорошо. Мне очень не помешает жаркая баня и горячая инисская похлебка. – Трит смахнул с лица мокрые волосы. – Веди.

Они пробивались против ветра. Что-то мешало Вулфу отвернуть от того самого моря, по которому он не желал плыть. Раз задержались набрать пресной воды и двинулись дальше под взглядами черных чаек, клевавших крабов и выброшенную морем рыбу у края прибоя.

Вулф несколько раз встречался с баронессой Шор, когда та бывала в Лангарте. Она запомнилась ему шумной, богатой и неизменно ласковой к племяннику. Южанку, выросшую в Торфяниках, вдали от тени Дебрей, страшили блуждающие огоньки и рыщущие по болотам псы, а не лесные ведьмы.

Их сапоги оставляли в песке глубокие рытвины, тут же наполнявшиеся водой. Вулф шагал, склонив голову навстречу ветру и прижав кулаки к груди. Через несколько часов Трит тронул его за плечо. Подняв взгляд, он увидел на песке завалившуюся набок хротскую ладью. Ветер трепал клочья паруса, раскрашенного накрест белым и багровым.

Вулф узнал эти цвета. Их все знали. Хоть клан Ваттен и числился теперь добродетельным, но всякий в здравом уме по-прежнему опасался цветов крови и кости.

– Не похоже на морских волков – бросать судно на суше, – заметил Трит, нос у него порозовел под овчинным капюшоном. – Попали в шторм?

– Да…

В прибое подскакивали бочонки. Следы, исчертившие пляж, скрывались за утесом.

– Походка пьяная, – отметил Трит. – Болваны, верно, купались в вине, оттого и врезались в берег.

Вулф был другого мнения. У него зудели мозоли на ладонях. Стараясь обойтись без помороженных рук, он взобрался по просоленным снастям. Морщась от боли в плечах и между лопатками, подтянулся на борт.

Когда он забросил локоть на планшир, кровь застыла у него в жилах.

Ладья везла бревна, и они никуда не делись, связки лежали ровно. И еще лежали трупы: красные до локтя руки, раздувшиеся языки и закатившиеся глаза; руки изодраны глубокими грязными царапинами, под обломанными ногтями – кровь. Даже мертвые лица были исковерканы страданием.

– Трит, – проговорил Вулф, – не подходи.

– Что там? – Трит стиснул рукоять топора. – Что там, Вулф?

Вулф, взглянув вниз, увидел, как туманится его лицо.

– Святой, – прошептал Трит, – она уже здесь.

Глориан стояла у окна опочивальни в башне Королев. Запах пропитал ее волосы, постель, все, к чему она прикасалась. Ее, несмотря на жар, бил озноб. Темнота открыла ей бушующие по всему городу пожары.

Рыцарь Брамель вынес королеву из огня. Она очнулась в своей постели, кашляя так, что, казалось, лопнут ребра, и увидела рядом доктора Фортхард. Пока Глориан кашляла, пожар захватывал оба берега реки, пламя прорывалось между домами, подбираясь к святилищу Святой Девы. Двенадцать женщин ринулись внутрь спасать ее прах, но огонь не пустил. Одной расплавленный свинец кровли выжег глаз.

Королева Клеолинда не нуждалась в спасении. Она была укрыта камнем и мертва.

На второй день Глориан впала в лихорадочную дремоту и проснулась от взрыва воплей, когда провалился мост Розариан, унеся с собой пятьдесят человек. В сенной гавани перевернулись под тяжестью набившегося народа несколько барж, многие утонули, потому что Лимбер, особенно в это время года, был холодным и быстрым.

На третий день огонь дошел до верфей на южном берегу, а потом – до квартала у Омеловых ворот.

На четвертый день в замок пробилась Хелисента. Она пыталась отыскать череп, но мятущаяся толпа унесла ее через весь город. Огонь, дым, давка на улицах – перепуганные люди, брошенные телеги, одичалый скот – долго не давали ей вернуться к Лимберу. Страх толкал в спину, и она решилась проплыть вдоль набережной, цепляясь за причальные кольца, а теперь ей занималесь Келл Бурн, залечивая сбитые в кровь ноги, простуду и жестокий кашель.

Череп пропал. От Бардольта Храустра осталась только бедренная кость, которую не выпустила из рук Глориан. Но главное, Хелисента выжила, и Адела, и Джулиан.

На шестой день пожары продолжали шириться, гоня толпы на север, за мост Прошений. Там им, наверное, казалось безопасно, пока порыв ветра не перенес через реку искрящееся облако углей – стаю светляков, поджигавших все, к чему прикасались.

Дальше она потеряла счет дням и ночам. Огонь был как полночное солнце – нет, не солнце, а Огненное Чрево. Флорелл старалась скрыть от нее худшее, но Глориан составляла карту пожаров по зареву, крикам, зловонию.

«Тебе полагалось их хранить, – напоминала она себе, подходя к окну. – Служить им щитом».

Зарево над городом – бледное днем, багровое ночью – просочилось и в замок. Огонь камина выглядел кощунственно, и она в конце концов попросила слугу его загасить – самой было страшно. Мальчик неуклюже возился у камина, с непонятным выражением поглядывая на Глориан. Когда он ушел, она заперла дверь на засов.

Должно быть, у него родные в городе, а она тут, в каменной крепости… Аскалонский замок стоял в отдалении от других зданий, так что даже его садам вряд ли что грозило. За его высокими стенами горели бревна и известка, дерновые и соломенные крыши, шерсть – не город, а готовая растопка.

Святой никогда не обещал, что не случится других бед. Только – что не вернется Безымянный. Инисцы оказались не готовы, потому