волос увидела железные клинки зубов, клацнувших с пронзительным звоном, – и вот зверя уже нет.

«Великая, ты ранена?»

Фуртия встряхнулась.

«Этот из малых…»

Думаи успела пожалеть, что решилась лететь без седла. Пальцы, вцепившиеся в драконью гриву, ныли, бедра от усилия удержаться на скользкой шкуре сводила судорога. Мелькнула изворачивающаяся в воздухе крылатая тварь: бурые подпалины чешуи, медные шипы на спине, – а потом змей, раскинув кожистые крылья, пошел вниз.

Наиматун ударила его лбом. Змей закувыркался, задел крылом какой-то храм, сбил три колонны, обвалил карниз. Едва он стал набирать высоту для нового удара, лакустринская дракана смяла его крылья челюстями и отшвырнула тело в реку.

«Там…»

Бросив взгляд навстречу ветру, Думаи забыла дышать.

Поначалу она не усомнилась, что видит змея из Разбитой долины. Два рога и четыре лапы, крылья сами по себе. Потом разглядела, как играет свет на его чешуе – не мёдом на солнце, а чистым сиянием металла. Это создание от рыла до хвоста было одето в отражавшее пожары блестящее золото – золото, выкраденное из земного ядра. Змей был бы великолепен, если бы не его начисто лишенные милосердия глаза.

Ростом он устрашал, как устрашал и гул голосов, когда люди внизу замечали чудовище. Думаи впервые видела живое существо такого размера – его крылья растянулись бы через реку от берега до берега. Даже Наиматун с ним не равнялась, а молодая Фуртия рядом выглядела прутиком. Она, как все сейкинские драконы, была длинной и стройной – созданной, чтобы скользить в морских волнах.

Она без тени страха летела навстречу змею. Думаи же страх сковал, точно мороз. Она чуяла змея, его противоестественность, и сердце с каждым мгновением колотилось все сильней.

Змей не сводил с нее взгляда.

– Великая, стой!

Пятки у нее соскользнули, потому что на теле драканы сильнее прежнего взбурлила соленая вода.

– Фуртия!

«Стой, он слишком силен».

Фуртия взревела, разевая пасть. А потом ее ударила волна жара, и страшный железный рог процарапал бок.

Белый огонь ее гребня зашипел и погас.

Последовавший за этим звук Думаи не с чем было сравнить – ветер визжал, угрожая порвать барабанные перепонки. Фуртия словно сдулась и сорвалась вниз, серебристая кровь дождем брызгала из ее бока.

Мир перевернулся. Думаи держалась – стиснув зубы, роняя слезы. Фуртия под ней дрожала. Ее гребень снова полыхнул, она перевернулась над самыми крышами, рванулась вверх, но слишком резко, слишком внезапно, и Думаи сорвалась с ее спины.

Она годами взбиралась на среднюю вершину, но ни разу не срывалась со скал – разве что нарочно, чтобы тут же перехватиться за нижний уступ. И ее всегда страховал Канифа. На этот раз на поясе страховки не было.

Она умела приземляться: на ноги, расслабив колени, чтобы если что сломать, так ноги, а не череп. Сейчас ей не хватило времени.

Что-то рвануло ей плечо. Слепящая вспышка боли – и земля, пушистый сугроб у подножия часовой башни. Он смягчил падение, и все же в плече и в бедре взорвалась боль.

Поначалу она не решалась шевельнуться и выяснить, сильно ли разбилась. Люди разбегались от нее во все стороны – одни хлынули в башню, другие прорывались наружу. Где-то среди безумия и черного дыма лаяли собаки, звенели крики и подковы.

«Сохраняй спокойствие, – прозвучал из далекого прошлого голос матери. – Если сорвалась, сохраняй спокойствие».

Для начала Думаи шевельнула пальцами ног. Она чувствовала обе ноги. Осторожно сев, застонала от дергающей боли в плече. Плащ порвался по всей длине – зацепил угол крыши. Рукав уже набухал кровью.

Тень над головой. Золотой змей. Он издал переливчатый клич, нагоняя страх, а следом из его пасти ударил алый огонь – стена пламени шириной во всю Белоцветную дорогу.

Думаи заслонила глаза. Заходясь кашлем, она отползла через подтаявший снег в клочок тени. Теперь Фуртии ни за что не отыскать ее в давке людских и конских тел, забивших переулки. Одна надежда – добраться до дворца.

Она пригибалась к земле, опасаясь вдохнуть ядовитые испарения. Ребра горели при каждом движении. Зажимая бок одной рукой, она пробиралась по влажным отпечаткам ног в золе и крови, пока пальцы не скользнули по обугленному телу.

«Не смотри! – сказала она себе, подавляя рвоту. – Не смотри».

Вскочив, она бросилась по переулку и вывалилась на разоренную змеем улицу, где клонились и рушились здания, сгущая серый туман вокруг.

Волоски на загривке стояли дыбом. Повернувшись направо, она увидела… сперва подумала, что лошадь. В идущей кругом голове мелькнула мысль, что на ней, верно, конский доспех, оттого и выглядит так она странно, а потом порыв ветра разнес полный углей дым.

Когда-то это был олень, теперь он оброс чешуей. Броня покрыла голову, бока и шею – все, кроме задних ног, вытянувшихся в длину и отрастивших лишний сустав, отчего зверь выглядел выше обычного. Кровь вытекала из открытой раны на месте оторванного рога. Зубы заострились, оделись металлом, и рога пробивались иглами сквозь металлическую оболочку. За зверем лежал мертвый человек – копыта проломили ему голову.

Думаи дрожала. Глаза зверя остановились на ней, и у нее вырвался крик, похожий на плач.

Она забыла, что босиком и ранена. Боль в боку унялась, поглощенная желанием выжить. Тяжело дыша, Думаи отступила к низкой изгороди, пролезла под ней и свернула за угол. Она оскользнулась на льду, подвернула лодыжку, врезалась в стену, но устояла и двинулась дальше, не подпуская к себе боль.

Еще одно чудовище ломилось ей наперерез – чуть не в два ее роста, одетое чешуей и мехом. Уродливое подобие медведя гнало перед собой толпу, в глазницах горели угли, из ноздрей летели искры. Думаи свернула и тут же увидела кошмарного волка. Нижняя челюсть у него вывернулась из суставов. Волк рявкнул на нее, и она метнулась в переулок, глотая забившую глотку гарь.

На сей раз она ошиблась дверью – попала не в мир сновидений, а в кошмар.

Что-то сбило ее наземь. Она перекатилась, прикрыла голову обеими руками и рухнула, разбив лед, в мелкий канал. Вся мокрая, подтянулась, выползла на мостик – страх придал ей сил.

Канал подсказал Думаи, куда ее занесло. Держась берега, она пролезла под телегой безнадежно испорченных тканей, столкнулась с какой-то женщиной и влетела на Белоцветную дорогу, где, на сколько видел глаз, горели повозки и торговые лавки. Думаи запнулась, поддавшись бесконечной усталости.

«Дитя острова».

Она вскинула голову. Наиматун! Собравшись с силами, Думаи побежала навстречу. Боль раскаленным клинком засела в плече. Наиматун спустилась так низко, что почти скользила брюхом по улице. Люди цеплялись за ее чешуи, хватались за выступы на хвосте. Бережно подхватив Думаи острозубой пастью, дракана поднялась над дымом.

Думаи, бессильно обвиснув в ее челюстях, пролетела над осажденным городом, и вот Наиматун осторожно опустила ее на снег. Думаи бил кашель, но она видела,