«Матушка, отец, вас зову, помогите! Помоги мне, Святой! Дева, помоги! Я все отдам. – Глориан заломила руки. – Сестра моя, ты не ошиблась. Пошли мне весть».

Стук в дверь прервал ее молитву.

– Ваша милость?

Она не сразу справились с задвижкой, чтобы впустить Флорелл.

– Что там? – спросила она, вцепившись в нее. – Флорелл, говори!

– Горят десять кварталов, под угрозой и другие.

У Флорелл белки глаз были залиты кровью. Глориан выпустила ее и отвернулась, прижимая к сердцу кулак.

– После бездождья кровли совсем сухие. Пожар не остановить. А с ними и резню. Люди бросаются друг на друга, обвиняют в явлении змеев и друзей и врагов.

– Что делать?

– Герцогиня Глэдвин предложила снести здания по границе пожара, чтобы перекрыть ему путь. Робарт с ней согласен и готов сам оплатить хозяевам убытки. Они сейчас выехали на южную окраину.

– Ты советовала мне утвердить свою власть, – сказала Глориан. – А выйдет так, что с бедой, посеянной моими дерзкими словами, покончит благородный Робарт. Мне следует быть рядом с ним.

– Нет, Глориан. Ты – наследница. – Флорелл схватила ее за плечи. – Ты сделала все, что могла. Ты встала против этого Фиридела, как встал бы твой отец. Робарт прав, тебе нельзя покидать безопасного укрытия.

– Куда уж безопаснее, разве что он забьет меня в сундук и сбросит в море.

– Среди пожаров слишком опасно. Надо довериться Святому.

– Почему же он их не остановил? – надломленным голосом спросила Глориан. – Почему бездействует?

– Это можешь знать только ты. Ты – его потомок.

– А будь его потомком ты, что бы сказала?

– Испытание. – Флорелл обвела взглядом город. – Испытание веры.

– Может быть, это предостережение. – Глориан отошла от окна, заходила по комнате. – Век недовольства оскорбил Святого. Быть может, мать не сумела унять его гнева.

– Твоей матери хватило бы загладить дела трех негодных предшественниц. Она в вашем роду величайшая! – с жаром возразила Флорелл. – Его наследница, его воплощение. Тебе досталось ее сердце и ее твердость, Глориан. Я видела, как ты стояла перед змеем.

– Я раздразнила его, и он ответил.

– Склонившись перед ним, ты бы плюнула в лицо предку. Он не преклонял колени перед Безымянным.

Глориан сомневалась. Она могла бы взмолиться о пощаде для своего народа. Она бы просила зверя о милости.

– Принц Терико… Он уже на пути к Инису? – спросила она.

– Был. Но теперь опасность…

– Доставьте его сюда, Флорелл. Мне нельзя выйти по одной-единственной причине. Только потому, что я бездетна. Будь у меня дочь, вы бы легко выпустили меня в город.

– Глориан…

– Ты скажешь регенту, чтобы любыми средствами доставил сюда Терико. Исполняй.

Флорелл на миг прикрыла глаза:

– Я передам ваши пожелания герцогу Робарту. Ваша милость.

Когда она ушла, Глориан опустилась на пол у остывшего камина, обняла снятый с кровати валик. Она снова стала ребенком, которому для утешения нужно было прижаться к чему-то тяжелому и теплому.

«Я обвенчаюсь. Сделаю все, что прикажешь, выйду за принца Терико или за любого, кого мне приведут. Я выношу плод. Я продолжу бесконечную лозу, а потом буду сражаться до самого горького конца. – Глориан зажмурилась, потянувшись в то пространство между мирами, где текла река слез. – Пусть это кончится. Пожалуйста, пусть это кончится. Святой, вестница, сестра – помоги мне. Пошли дождь».

Она, должно быть, проспала несколько часов и проснулась, прижавшись щекой к каменному полу, – от рокота. Испугалась, что рушатся стены, бросилась к окну и успела увидеть расколовшую небо молнию – словно протянутую с небес руку.

И с ней нахлынул неподражаемый, милосердный запах дождя.

«Я слышу».

55

Думаи, ахнув, очнулась ото сна. Мокрая – будто ее прямо из моря бросили в постель, она не сразу вспомнила, где находится.

Сердце перекатывалось волной. Сев в постели, она уткнулась лбом в колени. С волос капал пот.

Сквозь оконные шторы пробивался первый свет. Здесь она постоянно просыпалась в неурочный час – в тишине и неподвижности восхода. И каждое утро расхаживала по дорожкам, добиваясь такой усталости, чтобы проспать до полудня. Случалось, сон смаривал ее перед закатом, но музыка и шум голосов лакустринских придворных будили снова и не давали уснуть ночь напролет.

Она давно не слышала своей собеседницы из сновидений. От усталости и беспокойства не решалась погрузиться в разделившее миры пространство. И вдруг услышала голос. «Пусть это кончится! – взывал он. – Помоги. Пошли дождь!»

Что-то подсказало Думаи, что она это может. Она проснулась от удара грома, чуяла дождь, не слыша стука капель по крышам.

«Ты столько раз давал мне знак. Помоги понять! – обратилась она к великому Квирики. – Подскажи, кто эта женщина и чего она хочет!»

Она нашла Канифу во дворе, на качелях. Из чашки в его руке шел горячий пар.

– Попробуй, – сказал он, останавливая качели, чтобы она села.

Думаи устроилась рядом и взяла чашку. Красный напиток в ней был горьковат, зато согревал.

– Никея спит? – спросила она, кутаясь в мех.

– Насколько я знаю.

– Наша Многоликая госпожа который раз доказала, что умеет приспособиться к чему угодно, кроме неба. – Думаи вернула ему чашку. – От алхимика что-нибудь слышно?

– Нет. Ночной совет, как видно, разбирается, что случилось с тем северным королем.

– Мастера Кипруна это уж точно не касается.

– Как сказать. А если северного короля убило одно из тех созданий? – спросил Канифа. – Что, если подобные им добрались и в эти дали?

– Если их окажется много, нам всем конец. – Думаи взглянула на друга. – Как думаешь, сколько я должна его ждать?

– Сколько придется. Мы можем позволить себе терпение, Маи, – добавил он, увидев ее лицо. – Ты пробудила богов для защиты Сейки. Ночной совет обдумает, не поступить ли им так же.

Никто не мог объяснить, отчего проснулась Наиматун из Глубоких Снегов. Легенды описывали эту дракану с лакустринского севера как странницу с прихотливым, игривым нравом.

К Наиматун взывали бездомные и потерянные. Она была любима плутами и ворами, сиротами и путниками. Даже хюранцы, принесшие с собой из-за гор собственных богов, почитали Зеленую Сестру, потому что их народ тоже когда-то лишился корней.

Они подумывали раздобыть себе поесть, когда во двор влетела запыхавшаяся служанка.

– Принцесса Думаи, – сказала она, – я от мастера Кипруна. Он готов вас принять – если желаете, теперь же.

Думаи поднялась:

– Спасибо.

Дворец Черного озера представлял собой шкатулку с секретом, и не с одним. Они с Канифой побывали во многих двориках и садиках и все равно даже днем блуждали здесь, словно ночью. Дорожки плетенкой обвивали несколько главных зданий, стены которых загораживали все, кроме клочка неба над головой. Чтобы в них разобраться, требовался вид сверху или подсказка.

Служанка привела ее к одной из колоссальных арок, разделявших дорожки. Вырубленные в камне ступени поднимались к высоким воротам, над которыми стояла башня звездочетов – прекрасное сооружение из черного мрамора. Высоко наверху в лучах зари вращался движимый силой воды небесный глобус.

Внутри, где сладковато пахло затхлостью, пришлось снова взбираться по сотням ступеней. Наконец служанка остановилась перед дверью.

– Здесь