подбодрить, я указал на спокойное поведение анаконды, которая уползла в свое лиственное укрытие и ничем не обнаруживала своего присутствия.

– Это-то меня и тревожит! – ответил дрожащий раб. – Она наверняка уже заметила добычу и теперь затаилась среди листвы, выжидая, когда мы подойдем поближе… Всё! Ни шагу не ступлю дальше. Я уже сделал довольно, чтобы заслужить свободу. Да и в любом случае я лучше проведу остаток своих дней в оковах, чем продвинусь еще хоть на фут вперед!

И, сказав так, он со всех ног бросился прочь. Оставшись один, я было приуныл, но опять воспрянул духом, когда обнаружил, что у меня и без пастуха получается гнать коров вперед и что они не чуют близкого присутствия голодной рептилии. Вскоре мы добрались до подножия холма. Здесь мне пришлось предоставить животных самим себе. Больше не погоняемые моим стрекалом, они поддались чувству голода, разбрелись по сторонам и принялись щипать траву. Но как же я обрадовался, когда бык отделился от стада и начал подниматься по склону! Я последовал за ним, и несколько спустя мы подошли к пальмам. Вокруг стояли тишина и покой. Не было слышно ни звука, кроме хруста разбросанных по траве веток под копытами быка. Казалось, анаконда бесследно исчезла…

Но внезапно в кронах пальм раздался громкий, резкий треск, а в следующий миг змея одним молниеносным прыжком метнулась вниз и обвернулась вокруг обреченной жертвы. Еще не успев осознать опасность, животное почувствовало, как широко раскрытые челюсти чудовища захватывают подгрудок и в него глубоко вонзаются острые клыки. Взревев от боли, бык попытался бежать и несколько ярдов протащил с собой своего мучителя. Но анаконда стремительно обвилась вокруг него тремя или четырьмя широкими кольцами и тесно их стянула, полностью обездвижив животное, которое теперь стояло на месте как прикованное, уже претерпевая ужасы и муки смерти. Первого же шума этой необычной схватки оказалось достаточно, чтобы все остальное стадо пустилось наутек.

Сколь бы неравной ни была схватка, закончилась она далеко не сразу. Сломить волю и истощить силы благородного животного было не самым простым делом. Могучий бык то катался по земле, норовя раздавить противника своим весом, то отчаянно напруживал все мышцы и жилы, тщась разорвать тесные путы. Он яростно встряхивался всем телом, бешено молотил копытами, извергал пену изо рта, вновь валился наземь и судорожно бился в попытках высвободиться. Но с каждым мгновением страшные змеиные клыки оставляли все новые и новые раны на его теле; с каждым мгновением анаконда все туже и туже стягивала свои смертоносные кольца – и наконец, после целой четверти часа неистового сопротивления, бедное животное осталось недвижно лежать на земле, вытянувшись во всю длину, и больше уже не подавало ни малейших признаков жизни.

Дальше я ожидал увидеть, как анаконда утолит голод, которым столь долго мучилась, но оказалось, такого рода рептилии не рвут добычу на части, а заглатывают сразу всю целиком. Размеры убитого быка не позволяли сделать это без предварительной подготовки, и теперь из действий змеи я узнал, почему для нее необходимо всегда держаться поблизости от какого-нибудь большого дерева.

Анаконда схватила добычу зубами и подволокла к самой крепкой пальме. Здесь она ухитрилась установить быка стоймя у ствола. А затем обвила дерево вместе с тушей одним широким кольцом, которое стягивала все сильнее и сильнее, покуда не раздробила каждую кость в мертвом теле на тысячу крохотных кусочков, превратив его в бесформенную груду плоти. Оставив рептилию за этим занятием, я поспешил обратно в дом, чтобы порадовать Луизу и Зади сообщением о достигнутом успехе.

Недавний рев быка уже подготовил старика к доброй новости. Невзирая на телесные муки, он кое-как подковылял к двери, чтобы меня встретить, и осыпал меня благодарностями и благословениями. Он доложил, что долгожданное подкрепление из Коломбо наконец-то прибыло и с ними приехал врач. Я тотчас же изъявил желание увидеть последнего и в разговоре с ним попросил передать Луизе благую весть о близком освобождении Сифилда, но с такими предосторожностями, дабы избыток внезапной радости не повредил ей в ее ослабленном состоянии. Затем, поручив заботам врача также и Зади, я заторопился обратно к павильону, собираясь покончить с делом. Старый индус напомнил мне, что обязательно нужно дождаться минуты, когда анаконда заглотит добычу и впадет в полную оцепенелость от первого несварения желудка.

– Недостатка в помощниках у вас не будет, – добавил он. – Мои товарищи готовы сопровождать вас не только потому, что мне удалось их убедить, что вся опасность миновала, но и потому, что среди местных уроженцев мясо анаконды почитается самой вкусной пищей.

И в самом деле, во дворе я обнаружил целую толпу рабов – мужчин, женщин, даже детей, – вооруженных дубинками, топорами и всякого рода другими средствами нападения, какие только подвернулись под руку. Отряд из Коломбо был хорошо оснащен огнестрельным оружием. И вот мы все вместе бодро и весело зашагали к холму, хотя по приближении к нему решили все же проявить известную осторожность.

Я поднялся на холм первым. Анаконда уже полностью обволокла добычу своей слизью и сейчас мускульными сокращениями проталкивала громадную бычью тушу в желудок, каковая задача требовала от нее колоссальных усилий. Прошел добрый час, прежде чем она завершила свою ужасную трапезу. Заглотив наконец быка, рептилия вытянулась на траве во всю длину, с раздутым до чудовищных размеров желудком. От ее былой живости и подвижности не осталось и следа! Из-за своего неумеренного аппетита она сделалась слабой и беззащитной, легкой добычей даже для наименее грозного противника из всех возможных.

Я поспешил положить конец этой долгой, мучительной трагедии и с небольшого расстояния выстрелил в чудовище из мушкета. На сей раз пуля попала в голову совсем рядом с глазом. Змея явно почувствовала, что ранена: она раздулась от злобы и ярости, и все краски пестрой чешуйчатой кожи засверкали ярче. Но отомстить обидчику анаконда была сейчас совершенно не способна. Она предприняла одну тщетную попытку вернуться в свое убежище среди пальмовых ветвей, но рухнула обратно на траву и осталась лежать там, недвижная и беспомощная. Выстрел моего мушкета был заранее условленным сигналом, известившим людей внизу, что они могут подходить без всякого опасения. Теперь все с торжествующими воплями ринулись к змее, и под градом бесчисленных ударов она вскоре испустила дух. Однако я не стал дожидаться завершения кровавой сцены, ибо мысли мои занимал бесконечно более важный предмет: я со всех ног бросился к павильону и громко постучал в дверь, запертую изнутри.

– Сифилд! Друг мой! – воскликнул я. – Откройте! Откройте скорее! Это я, Эверард! Я принес вам жизнь и