Он улыбнулся и спросил:

– Могу я войти?

Но я просто смотрел на него и не мог вымолвить ни слова.

– Ты ведь знаешь, кто я такой, верно? – сказал он.

Я молча кивнул.

– Давненько мы с тобой не виделись. – И он вытащил из конверта с пластинкой ксероксную копию старой школьной фотографии. Я много раз видел ее и раньше. Впервые она всплыла во время суда над Гарри. На фотографии были Гарри и Джонни, запечатленные во время школьного Дня спорта. Ну и я там был – на заднем плане.

Я снова кивнул и сказал:

– Заходи. Я сейчас свежий зеленый чай заварю.

Должно быть, я уже в эту минуту задумывал убийство. А роль спускового крючка сыграл тот альбом, что был у Пигги под мышкой; края конверта со временем обтрепались, да и сам конверт выглядел не слишком чистым. Пигги, наверное, вытащил его из моей «капсулы времени» вскоре после того, как я спрятал «капсулу» в карьере. Возможно, он следил за мной, притаившись за какой-нибудь дотла выгоревшей машиной, и видел, как я ее прячу. А ведь там были все мои сокровища: та рождественская открытка, которую я написал для Гарри; список пластинок, которые я собирался купить; и несколько страниц из моего дневника, которые у меня не хватило духу сжечь.

– Моему брату нравилось играть в глиняном карьере, – сказал Пигги. – Там всегда было чем заняться. Например, можно было ловить мышей. И убивать их. А еще мы с ним любили собирать выброшенные комиксы и всякие другие вещи, которые кому-то перестали быть нужны. – Он прошел следом за мной в гостиную и уселся на диван. – Ну и тайком подглядывать за другими людьми нам тоже очень нравилось. Ты просто не поверишь, чем они там иногда занимались.

– И чем же? – Задавая этот вопрос, я все пытался понять, смогу ли я его одолеть. Вообще-то, настоящим бойцом он точно не выглядел, но ведь и я, как тебе известно, тоже отнюдь не боец. Может, просто хорошенько треснуть его по затылку? Нет. Подлить в чай отраву? Вряд ли он на это купится. И потом, мне куда легче столкнуть человека в пропасть, чем его отравить.

– Ты страшно удивишься, если я скажу тебе, сколько раз я видел, как люди занимаются самым разнообразным сексом. И в заброшенных автомобилях, и прямо под открытым небом на каком-нибудь старом матрасе. Мне было очень неприятно смотреть, как мой брат убивает мышей, зато я с удовольствием смотрел, как люди трахаются. Я оборудовал себе парочку укрытий вроде тех, какими пользуются любители наблюдать за птицами; я их из старых деревянных лежаков построил и вставил в них маленькие слюдяные оконца. Пару раз я видел там одного парнишку из «Сент-Освальдз» с девушкой. Она была совсем не такая, как девчонки из «Саннибэнк Парк». Красивая. И волосы ярко-рыжие. Классная девчонка.

Я принес из холодильника пару банок пива и одну протянул своему гостю. Я уже понимал, куда он клонит, и мне определенно требовалось выпить.

– В своем убежище, – продолжал он, – я прятался и в тот день, когда ты закапывал свою коробку – там, возле большого камня, между двумя затопленными шахтами. Сперва я думал, что в коробке деньги, и, как только ты ушел, сразу же твой «клад» выкопал. Земля-то была еще совсем мягкая. В коробке я нашел вот это.

Он вытащил из-под мышки альбом, положил его на кофейный столик и стал пить пиво, а я заглянул в конверт, надеясь обнаружить там те, вырванные из моего дневника, странички. Но их там, конечно же, не оказалось.

А твой братец посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:

– Я, конечно, совершенно не понял, что это. Я ведь понятия не имел, кто ты на самом деле такой. А когда арестовали Гарри Кларка, я как-то одно с другим не связал. Я думал, что мне в руки просто попалась мерзкая история, написанная ущербным маленьким дерьмецом, который боялся, что его опус найдут и прочитают родители, вот и решил спрятать свои бумажки в карьере. Но потом я проделал кое-какие расследования, и теперь мне ясно, что это нечто совсем иное. Скорее всего, это мой будущий пенсионный фонд. А ты как думаешь, Дэвид?

Это был самый обыкновенный шантаж. Так сказать, шантаж в чистом виде. Обыкновенным я его назвал только потому, что мне было бы достаточно легко дать ему то, чего он хочет. А хотел он денег, только и всего; единовременной выплаты в десять тысяч фунтов от каждого из тех, кто был замешан в этой истории. А после выплаты он обещал вернуть мне те вырванные из дневника странички и навсегда исчезнуть из Молбри.

– Меня совершенно не заботит, что именно ты мог или не мог совершить в далекие времена нашего детства, – сказал мне твой брат. – Теперь все это уже древняя история. И я не вижу смысла вновь вытаскивать ее на свет божий. Десять тысяч фунтов – не такая уж большая сумма. И я знаю, что ее ты запросто можешь себе позволить.

Я смотрел на него и не верил собственным глазам.

– Ты что, совсем уж дураком меня считаешь? С какой стати я должен верить тебе на слово? А если ты возьмешь деньги и начнешь снова и снова приходить сюда?

– А с такой стати, что мне хочется остаться в живых, – сказал он. – Мы оба прекрасно знаем, что случается с теми, кто встает у тебя на пути. Поверь мне, Дэйв: как только ты вручишь мне наличные, даже духу моего рядом с тобой не будет.

Знаешь, Мышонок, мне почему-то хотелось ему верить. Однако он был опасен. И потом, если учесть, что именно ему обо мне было известно, десять тысяч фунтов – это, по-моему, даже маловато.

– Что же ты сможешь купить на десять тысяч фунтов?

Твой брат слегка усмехнулся и ответил:

– Билет на Гавайи.

Ты, пожалуй, можешь подумать, что нелегко отнять у кого-то жизнь. Считается, что приход смерти – это нечто весомое, важное, вроде того дня, когда тебе стукнет восемнадцать или когда ты невинность потеряешь. Но наутро после того, что случилось в глиняном карьере, я проснулся точно таким же, как и всегда. Да, именно так все и было тогда с Крысенышем. И потом, с Пуделем, все было точно так же.

Бедный Пудель. Я ведь так и не рассказал ему, как в тот день все на самом деле случилось. Потому я и те страницы из дневника вырвал. Мне хотелось, чтобы он чувствовал себя несчастным, жалким. Виноватым. В конце концов, думал я, с какой стати я ему-то позволю позабыть об этом? С какой стати Чарли Наттер будет обладать тем, чем я никогда обладать не буду?

В тот день, когда мы утопили Крысеныша, он так и оставил меня возле Шурфа, а сам ушел. Он был ужасно расстроен, и ему, наверное, очень не хотелось возле этой ямы задерживаться. А я, наоборот, еще долго пребывал в приподнятом настроении. Подожженная мной машина выгорела уже почти дотла, но внутри огонь еще не погас, и я уселся возле нее, наслаждаясь теплом. И вдруг со стороны Шурфа до меня донеслись какие-то странные звуки – царапанье, скрежет, плеск воды. Оказалось, что это Крысеныш снова ожил и пытается выбраться на берег, но все время соскальзывает в воду; он уже и выглядел-то совершенно как мертвец – посиневший от холода, мокрый, покрытый липкой грязью, – но явно жаждал отомстить своим убийцам. Во всяком случае, именно так нашептывал мне мой разум, хоть я и не верю ни в привидения, ни в отмщение свыше, ни, если честно, даже в самого Бога. В общем, я решил подойти поближе, и оказалось, что я, по крайней мере наполовину, был прав. Крысеныш не был ни утопленником, ни мстительным призраком. Он был все еще жив.