Доминик встретил с сочувствием рассказ Неда, потому что эти жуткие и яркие сны были в новинку для повара. Доминик, Джинджер и Эрни за прошедшие недели кое-как научились справляться с этими сильными, пугающими кошмарами, а у Неда не было никакой защиты, поэтому он и испытал такое потрясение.

Ну и конечно, Нед получил хороший совет: побаиваться Фалкерка. Чем ближе подходили они к раскрытию заговора, чем больше узнавали правду, тем с большей вероятностью становились потенциальными жертвами опережающего удара. Доминик не ожидал никаких действий со стороны Фалкерка до появления в мотеле «Транквилити» Брендана Кронина, Д’жоржи Монателлы и, возможно, других. Но когда все соберутся в одном месте, им следует быть готовыми к атаке.

А теперь Нед Сарвер на кухне Блоков ковырял на тарелке свой завтрак, рассказывая о том, что тревожило его во сне. Сначала ему снилось, что его взяли в плен люди в защитных костюмах, а потом на них появились лабораторные халаты или военные мундиры — признак того, что биологическая опасность миновала. Один из людей в форме был полковником Фалкерком, и Нед подробно описал этого офицера: около пятидесяти лет, черные волосы, седеющие на висках, серые глаза, похожие на круги полированной стали, нос, напоминающий клюв, тонкие губы.

Эрни подтвердил словесный портрет, нарисованный Недом, потому что Фалкерк присутствовал и в его кошмаре. Удивительное совпадение (один и тот же человек приснился Неду и Эрни) свидетельствовало о том, что все это было не плодом воображения, а воспоминанием о реальном лице, которое позапрошлым летом видели оба — Эрни и Нед.

— А в моем кошмаре, — сказал Эрни, — другой армейский офицер назвал Фалкерка по имени. Лиленд. Полковник Лиленд Фалкерк.

— Видимо, он служит в Шенкфилде, — добавила Джинджер.

— Позже мы попытаемся это выяснить, — ответил Доминик.

Барьеры, воздвигнутые вокруг воспоминаний, явно рассыпались. При этой мысли настроение Доминика улучшилось: за последние месяцы он никогда не чувствовал себя так хорошо.

Джинджер рассказала остальным о своем кошмаре, где она была не единственным объектом промывки мозгов в пятом номере — том, который занимала тем летом и где поселилась вновь.

— В одном углу стояла раскладушка, лежавшей на ней рыжеволосой женщины я никогда прежде не видела. Ей было около сорока. Рядом с ней я видела стойку с капельницей и электрокардиограф. У нее был… пустой взгляд.

Сны Эрни и Неда отражали общие для обоих воспоминания о полковнике Фалкерке, Доминик и Джинджер тоже увидели кое-что общее для них двоих. Во сне Доминика присутствовали раскладушка и рядом с ней — стойка с капельницей и электрокардиограф, а на кровати лежал молодой человек лет двадцати, с бледным лицом, густыми усами и глазами зомби.

— И что это значит? — спросила Фей. — Столько людей, которым нужна промывка мозгов, что не хватило двадцати номеров?

— Но, — возразила Сэнди, — согласно журналу, заняты были только одиннадцать.

— Возможно, по федеральной трассе в это время проезжали люди, которые видели то же, что и мы. Военным удалось остановить их и доставить сюда. И тогда их имена не могли появиться в журнале.

— Сколько же их было? — недоуменно спросила Фей.

— Возможно, мы никогда не узнаем в точности, — сказал Доминик. — Фактически мы их не видели, только делили с ними номера, пока находились под воздействием наркотиков. В конце концов мы можем вспомнить лица тех, кого видели, но мы не можем вспомнить имена и адреса, которых не знали.

По крайней мере запрограммированные воспоминания, эти нагромождения лжи, растворялись, позволяли правде всплывать на поверхность. Доминик был благодарен и за это. Со временем они раскроют все, если только полковник Фалкерк не придет за ними первым, с тяжелой артиллерией.

Утром в понедельник, когда в «Транквилити» все собрались за завтраком, Джека Твиста провели к банковской ячейке в хранилище «Ситибанка» на Пятой авеню. Служащая банка, привлекательная молодая женщина, называла его «мистер Фарнем» — под этим именем он снял ячейку.

Они разными ключами открыли замок, чтобы вытащить ячейку из стены хранилища, после чего женщина ушла. Оставшись в одиночестве, Джек снял крышку с ячейки и, потрясенный, уставился на ее содержимое. Прямоугольный металлический контейнер содержал то, чего он туда не клал, но это было невозможно: только Джек знал о существовании этой ячейки, только у него был главный ключ.

Там должны были находиться пять белых конвертов, в каждом — по пять тысяч долларов в стодолларовых и двадцатидолларовых купюрах; деньги и в самом деле лежали тут, нетронутые. Всего в городе у него было одиннадцать таких тайников. Тем утром Джек намеревался извлечь по пятнадцать тысяч из каждого конверта, в общей сложности — сто шестьдесят пять тысяч, которые он собирался раздать. Открыв по очереди все пять конвертов, Джек дрожащими руками пересчитал их содержимое. Ни одной купюры не пропало.

Но Джек не почувствовал ни малейшего облегчения. Хотя деньги остались на месте, присутствие другого предмета доказывало, что его фальшивая личность разоблачена, его приватность нарушена, его свобода под угрозой. Кто-то знал о подлинном имени Грегори Фарнема, и предмет, оставленный в ячейке, откровенно указывал на то, что его тщательно проработанная легенда разоблачена.

В ячейке лежала открытка. Без послания, пустая, но одно ее присутствие говорило о многом. На ней была фотография мотеля «Транквилити».

Позапрошлым летом, после того как он, Бранч Поллард и еще один человек проникли в дом Эйврила Макалистера в округе Марин, к северу от Сан-Франциско, и после прибыльного визита Джека в Рино он взял напрокат машину и поехал на восток. В первую ночь он остановился в мотеле «Транквилити» на восьмидесятой федеральной трассе. С тех пор он не вспоминал об этом местечке, но, как только увидел открытку, сразу его узнал.

Кто мог знать, что он останавливался в этом мотеле? Бранч Поллард? Нет. Он не рассказывал Бранчу о Рино и о своем решении ехать в Нью-Йорк на машине. Третий подельник, парень по имени Сал Финроу из Лос-Анджелеса? Нет. После того как они разделили жалкий доход от операции, Джек его не видел.

И тут Джек понял, что как минимум три его фальшивые личности разоблачены. Он снял эту ячейку на имя Фарнема, но в «Транквилити» записался как Торнтон Уэйнрайт. Оба имени были раскрыты, и произойти это могло только в том случае, если Джека связали с Филипом Делоном: под этим именем он жил в квартире на Пятой авеню. Значит, и это имя теперь было известно.

Господи Исусе!

Ошарашенный, он сидел в банковском отсеке; мозг при этом работал на полную катушку — надо было понять, кто его враг. Явно не полиция, не ФБР, не другая государственная структура: они бы просто арестовали его, имея столько улик, и не стали бы играть с ним в такие игры. Явно не один из его подельников, ведь он принимал все меры предосторожности, чтобы его знакомцы из преступного мира не догадывались о его жизни на Пятой авеню. Никто из них не знал, где он живет. Если они находили хорошую работу, для которой требовались его способности к планированию, то могли отыскать его только через ряд почтовых ящиков или цепочку телефонов с автоответчиком, записанных на вымышленные имена. В эффективности этих мер он не сомневался. Кроме того, если бы кто-нибудь из этих деятелей проник в его ячейку, он бы не оставил там двадцать пять тысяч баксов, а забрал бы все до последнего доллара.