замысел был сорван». Далее идут подробности, как то: показания свидетелей о его совместной жизни с истицами, на что Греков пробурчал, впрочем, довольно громко, свечку они держали, что ли, его заявление, что дочку Маристовой зачал не он, а некто Букшпан, состоявший с Маристовой в гражданском браке, и ответ Маристовой, что Господь Бог и генетическая экспертиза все рассудят. Уверяем вас, что этот Греков далеко не первый, кто задумал сыграть в подобные кошки-мышки. И какие только еще не случаются в жизни происшествия, о которых так и тянет сказать, что это вымысел, превосходящий всякую реальность. Припомним, однако, мастера острых сюжетов Федора Михайловича Достоевского, заметившего в своем «Дневнике писателя», что нет ничего фантастичней русской действительности. Поэтому, если и в некоторых других сценах нашего повествования вам помнится не знающий меры вымысел, – отбросьте подозрения и не поддавайтесь сомнениям.

Между тем приготовления к похоронам начались незамедлительно; Карандин приготовился завтра поутру перебраться в московскую квартиру, призвать в домоправительницы тетку Наталью Васильевну, объявив ей, что при соблюдении некоторых условий она станет наследницей всего принадлежащего Карандину недвижимого в Москве и Московской области и пары счетов с приличными суммами; далее он сказывается больным и вызывает участкового врача. Вы знакомы с вашим участковым доктором, спрашивал Марк, на что Карандин не без смущения отвечал, что он патологически здоров и, кроме того, если память ему не изменяет, состоит в другой поликлинике, кажется, «Семейный доктор» или что-то в таком роде; хорошо, говорил Марк, давайте из этого вашего «Семейного доктора»; и, как «Отче наш», запомните симптомы: высокая температура, озноб, головная боль, боль в мышцах спины, тошнота, может быть, даже рвота. У вас приятель вернулся, скажем, из Гвинеи, или из Камеруна, или из Боливии, заходил к вам, а сейчас в инфекционной больнице с диагнозом «желтая лихорадка». И что это за ужасная болезнь? – улыбнулся Карандин, однако улыбка погасла, когда он услышал, что через три-четыре дня со святыми упокой. Доктор предложит вам госпитализацию, вы ответите, что уже договорились о палате в ЦКБ. Но вы не дождетесь больницы. Вы умрете раньше, деловым тоном сказал Марк. Карандин усмехнулся, но по лицу его пробежала тень. Он достал пачку сигарет, закурил и предложил Марку Тот отказался. Можно было бы, конечно, не вызывать врача, но на всякий случай… Пусть останется запись о состоянии вашего здоровья. И последнее – вам надо будет исчезнуть, скрыться, испариться – так, чтобы никто не заметил. Теперь, сказал Марк и замолчал. Понимаю, промолвил Карандин. Моя девушка, с усилием произнес Марк. Моя невеста… она попала в ужасную историю. В ужасную, со вздохом повторил он. Ее подруга… Люся… она неприятная, эта Люся, я сразу сказал и спросил, а она не употребляет, твоя Люся? И я прав был, она оказалась наркоманкой, эта Люся. Оставила у Оли сумку с наркотиками, Оля даже не посмотрела, что в ней, а когда ее, Люсю, арестовали, она указала на Олю, будто она от нее получает и потом продает… А ведь я говорил! Марк воскликнул. Эти наркоманы, они за дозу на все готовы. Что угодно подпишут. И теперь следователь требует пятьдесят тысяч или… Узнаю мое Отечество, молвил Карандин, нагнулся и вытащил из-под стола средних размеров чемодан. Держите. Здесь сто. Пятьдесят в глотку следователю, десять или сколько там, я кладбищенских расценок не знаю, – за место для моего тела, за справки… нам же справки нужны, из полиции, медицинская… Марк кивнул. А остальное вам с вашей Олей. Должны же вы помянуть добрым словом усопшего Карандина и пожелать всяческого благополучия Сергею Дмитриевичу Елисееву.

5.

Вечером та же «Ауди» с мрачным Костей за рулем доставила Марка домой. С безмолвным вопросом в глазах встретил его Лоллий. Не сказав ему ни единого слова, Марк положил чемодан на стол, щелкнул замками и откинул крышку. Лоллий обомлел. Скажи мне, что это не сон, воскликнул он. В жизни не видел ничего подобного. Только в кино. Не сон это, папа; это явь, и это освобождение Оли. Лоллий вытащил из чемодана одну пачку, осмотрел ее, понюхал и объявил, что запах превосходный. Пахнет обеспеченной жизнью на лоне природы, между рекой с одной стороны и лесом с другой. Утром выходишь на террасу с колоннами, садишься за круглый стол, и тебе приносят… Чего только тебе не приносят. Друг Бенджамин! Так обратился он к изображенному на стодолларовой купюре Бенджамину Франклину Наконец-то я тебя встретил. Скажи. Думал ли ты, что твое холодное лицо с плотно сжатыми губами и залысиной в полголовы в тысячах и тысячах копий разлетится по земному шару? И эвенк узнает тебя, и сын степей киргиз, и чернокожий качок, чьи предки, возможно, были твоими рабами? Снилось ли тебе, что зеленая бумажка с твоим изображением станет волшебным ключиком во многих случаях жизни в далекой для тебя России – будь это приношение доктору, мзда гаишнику, взятка чиновнику? Все тебе рады. Ты навеваешь сладкие сны бедному; лишаешь покоя алчного; тобой приобретается благоденствие; ты обрекаешь на смерть. Сколько преступлений совершается ради тебя; сколько погублено жизней, изломано судеб; какие великие замыслы обратились в дым; какие подлые заговоры увенчались успехом. Всё ты. Тобой оплачено предательство; тобой оценена измена; ты губишь надежды, разрываешь союзы, ты разлучаешь любящих, покупаешь невинность, оплачиваешь ложь. С тобой я сверхчеловек; без тебя – пустое место. Тоскливо без тебя. Так заключил Лоллий и, обратив печальный взор на сына, молвил, если бы ты знал, что у меня на сердце. Скажи мне, и я узнаю, отвечал сын. Великое ты сделал дело, добыв эти деньги. И Лоллий, прикинув на ладони вес пачки стодолларовой зелени, вернул ее на место. Граммов двести. Динамит. Рванет – костей не соберешь. Ты понял? Марк засмеялся. Не надо так трагично. Все продумано. Похороним двойника моего миллиардера, и Олю спасем, и еще кое-что останется. Папа! Гляди веселей. Ах, милый. Не могу. Он живо вообразил, как в самую последнюю минуту, когда гроб уже приготовились опускать в могилу, являются двое в штатском. Один из них подходит к Марку и предъявляет ему красную книжечку. Управление по борьбе. Лоллий не вполне представлял, с какими преступными явлениями должно бороться управление, приславшее на кладбище своих сотрудников. Бандитизм здесь явно не годится. С экономическими преступлениями? Преступлениями против нравственности? Или против оскорбления чувств верующих, что сейчас входит в моду? Шапку не сдернул с головы, идучи мимо церкви, – вот уже и состав дерзкого деяния. Великим постом обнаружен за поеданием шницеля по-венски – получи месяц тюрьмы или миллион штрафа.