К счастью, Уэллс вроде бы стал поправляться. Он с каждым днем все меньше кашлял, и даже щеки его постепенно обретали прежний цвет. Он, хоть и хлипкими булавками, но все же был пришпилен к жизни. Однажды, чувствуя себя гораздо лучше, биолог позвал Джейн. Жена вошла в комнату, пропахшую старостью, лекарствами и отсроченной смертью, и села в кресло. Уэллс начал было говорить, но захлебнулся в кашле. Джейн взяла его за руку и подождала, пока приступ пройдет. Она глядела на мужа с любовью, которую время отшлифовало, как вода в ручье шлифует лежащие на дне камни. Ей трудно было смириться с его болезненным видом, с тем, что так близок к смерти человек, с которым она разделила жизнь и который любил ее рациональной любовью, как того требовала Церковь Знания, но одновременно и любовью безумной, как велело сердце. Именно Джордж был назначен судьбой, чтобы подарить Джейн отмеренное ей счастье.

– Я много думал, дорогая, – услышала она его слабый, почти детский голос, – и решил, что нам не стоит больше посещать спиритические сеансы. Толку от них не будет.

Это заявление удивило Джейн. Она-то полагала, что, когда ее муж поправится, они продолжат поиски, хотя это и надоело им до чертиков. Долг превыше всего!

– А что еще мы можем сделать?

Уэллс сделал паузу, прежде чем ответить:

– У нас нет другого пути – мы должны отдать книгу… им.

– Им? Но, Берти, мы ведь решили не вмешиваться в их жизнь… Разве не так?

– Я все прекрасно помню, дорогая. Однако выбора нет. Посмотри на нас – времени остается маловато. Мы с тобой… – он замялся, подбирая нужное слово, – скоро исчезнем, и если до той поры не передадим книгу Исполнителю – или, по крайней мере, не поручим это кому-то, – выйдет, что она написана зря. И вселенная погибнет, даже не узнав, что у нее был шанс – пусть минимальный, но шанс – на спасение.

– Нет, Берти, мы все равно не должны перекладывать этот ужасный груз на их плечи. – Она замялась. – Они такие молодые, мы погубим…

– Их жизнь, хотела ты сказать? – перебил ее Уэллс с горечью. – Какую жизнь? Если мы сейчас же ничего не предпримем, ни одному молодому человеку не суждено стать таким же дряхлым стариком, как я.

Джейн кивнула, положила голову мужу на грудь и услышала медленное и неровное биение его сердца. После паузы снова заговорил Уэллс:

– Ты никогда не задумывалась, почему мы почувствовали необходимость покинуть Оксфорд и быть поближе в час их рождения?

– Я думала об этом всякий день.

– И к чему ты пришла?

Джейн вздохнула:

– Видимо, наш инстинкт, инстинкт Наблюдателей, подсказывал, что рано или поздно именно им предстоит унаследовать наше дело.

– Я тоже так решил, дорогая.

Этим все было сказано. Они молча обнялись, чувствуя себя как никогда жертвами кораблекрушения, а тем временем небо за окнами потемнело.

Это случилось ветреным днем в конце февраля 1900 года. Уэллс почувствовал себя достаточно окрепшим – во всяком случае, при ходьбе у него уже не кружилась голова, – и супруги решили отправиться в “Арнольд-хауз”, чтобы вручить книгу своим двойникам. Джейн положила ее в украшенную вышивкой шелковую сумочку. Одной рукой она прижимала сумочку к груди, а другой придерживала накидку, которую так и норовил сорвать ветер. Стоя у большой решетчатой калитки, они несколько раз дернули за звонок, но никто не отозвался. Уэллс, чертыхнувшись, нахлобучил шляпу поглубже. Поездка в кэбе была утомительной, у обоих ныли все кости… Неужели они приехали сюда напрасно? Куда запропастились их двойники? Им же была послана записка с указанием точного часа предстоящего визита. Супруги уже собирались повернуть назад, когда заметили подъезжающий экипаж.

– Профессор Лэнсбери, миссис Лэнсбери, простите нас великодушно! – воскликнул молодой Уэллс, увидев стариков у калитки.

Обе пары обменялись пылкими приветствиями – они не встречались с тех самых пор, как молодые Уэллсы переехали в Сандгейт, где воздух считался более здоровым для легких.

– Просим прощения! Мы непозволительно задержались. Поездка в Дартмур уже давно была намечена именно на сегодня, и она немного затянулась – на обратном пути у нас случилась небольшая неприятность: наш друг Гилмор и его невеста едва не попали в аварию: их “мерседес” вынесло с дороги… К счастью, Гилмору удалось справиться с управлением, он усмирил свой чертов драндулет.

– Боже, как я рада! – воскликнула Джейн.

Старые Уэллсы попросили кучера обождать их, и все четверо двинулись по садовой дорожке к дому. Пока они шли, Уэллс заметил, что молодой человек исподтишка изучает его, и вспомнил, каких трудов ему стоило завязать с ним дружеские отношения в бытность свою преподавателем. Стоило Джорджу обратиться к юноше, как тот сразу съеживался, словно у него прихватывало живот, а потом, вежливо сославшись на какое-нибудь спешное дело, старался побыстрее улизнуть. Возможно, бедный испытывал странные чувства, оказываясь лицом к лицу с самим собой. Благодарение богу, с течением времени их вполне понятное сходство породило взаимную симпатию, и она пересилила изначальную настороженность ученика. И вот теперь тот поглядывал на профессора, пытаясь скрыть жалость, вызванную нетвердой походкой старика. Его вдруг поразили перемены, которые случились в облике учителя за последние шесть лет. Но что тут поделаешь! Он и сам когда-нибудь постареет. На его лице появятся точно такие же морщины, и так же согнется пока еще гордо выпрямленная спина. Он тоже, как и все, уйдет со сцены, едва только упадет занавес, – правда, непонятно, под аплодисменты или под свист публики.

Когда они вошли в дом, хозяйка скользнула на кухню, чтобы приготовить чай, а хозяин пригласил друзей в маленькую гостиную. Там они сели к круглому столу, и он разжег огонь в камине. Молодая Джейн между тем начала проворно накрывать на стол, а старая с грустью наблюдала за ее ловкими движениями. Внезапно все вздрогнули от громкого стука.

– Как странно, разве ты не починил окно на чердаке, Берти? – спросила молодая Джейн, с подозрением глядя на потолок.

– Конечно, починил, дорогая. Еще вчера. Но, видно, у меня лучше получается писать романы, чем чинить окна, – пошутил он, однако никто даже не улыбнулся, и он поспешил сменить тему: – Э-э… А теперь скажите, профессор, что за спешное дело привело вас к нам в такой ненастный день?

Уэллс обменялся многозначительным взглядом с женой, потом откашлялся. Настал час всколыхнуть спокойную жизнь двойников.

– Дело в том, что мы были бы рады по-прежнему ничего вам не рассказывать. Видите ли, то, что мы сейчас сообщим, навсегда переменит вашу жизнь. И, боюсь, не к лучшему. Наверняка не к лучшему. Но, на беду, выбора у нас нет.

– Должен признать, вы умеете разжечь интерес публики, профессор, – отозвался молодой Уэллс. – Из вас получился бы великий писатель.

Старик горькой улыбкой поблагодарил его за комплимент, потом сделал глоток из чашки, стараясь хотя бы еще на минуту растянуть паузу. С того самого мига, как они решили нанести этот визит, он не переставал прикидывать, с чего лучше начать рассказ, и ему показалось, что надо в первую очередь сообщить, кто они такие, ведь если двойники им не поверят, бесполезно будет продолжать разговор. Итак, он сел как можно прямее, затем повернулся к ним в профиль: