В это время в ярко освещенных залах Елисейского дворца был в самом разгаре традиционный по понедельникам бал, который, как обычно, прекрасно организовала принцесса Матильда. Луи Наполеон был спокоен, любезен и общителен[998]. Он с удовольствием подходил к каждой группе гостей и в течение нескольких минут вел с ними беседу. Среди красиво одетых дам и господ, неспешно беседовавших государственных чиновников, военных и дипломатов, танцевавших пар можно было заметить Персиньи, Сент-Арно и Мопа.

Вечером Морни был в Опера́-Коми́к[999]. Там же были Кавеньяк и Ламорисьер. После представления брат президента быстро покинул театр и направился в сторону Елисейского дворца. По дороге Морни несколько раз взглянул на часы — было начало одиннадцатого вечера. К этому времени участники восхитительного бала в Елисейском дворце прощались с его радушным хозяином и разъезжались.

В половине одиннадцатого в кабинете главы государства собрались Морни, Персиньи, Сент-Арно, Мопа, Флери, Моккард и Луи Наполеон[1000]. Они начали обсуждать последние детали государственного переворота, который должен был начаться этой ночью.

Совещание было недолгим. Планы, подготовленные заранее, начали выполняться. Что-либо менять сейчас не имело смысла. Завершая разговор, Луи Наполеон достал из потайного сейфа объемистую папку с надписью «Рубикон» и сказал: «Все здесь, в этой папке, господа. Передайте тексты воззваний в государственную типографию. Листовки должны быть расклеены по городу до наступления рассвета. Вас, господин Моккард, я попрошу вот этот циркуляр переписать начисто и этой же ночью ознакомить с ним всех министров. Слава Богу, здесь, во дворце, никто ни о чем не подозревает…»[1001]

Наступившую паузу нарушил Морни: «Мы все понимаем, конечно, что за все можем поплатиться своей шкурой». На что Моккард бодро ответил, что ему все равно, что случится с его шкурой — она и так уже старая и поношенная[1002]. Подводя итог, Луи Наполеон спокойно сказал, что верит в успех, поскольку уверен в своей судьбе и с ним счастливое кольцо его матери[1003]. Заговорщики покинули кабинет, а Луи Наполеон, распорядившись разбудить его в пять часов утра, отправился спать.

Тьер спокойно спал, когда ночью в его доме на Place Saint-Georges появился комиссар полиции с отрядом полицейских[1004]. Его арестовали и отвезли в тюрьму Мазас. Здесь он встретился со многими своими знакомыми из «Партии порядка» и Законодательного собрания. Ночью было арестовано 76 человек, из которых 14 депутатов, включая генералов Кавеньяка, Шангарнье, Бедо и Ламорисьера[1005]. Здесь же были лидеры социалистов и радикалов, монархисты и орлеанисты.

Полиция и армия окружили Бурбонский дворец, блокировали места расположения отрядов Национальной гвардии, заняли все министерства и государственные учреждения, телеграф и колокольни, основные улицы и площади города, вокзалы и мосты, патрулировали оба берега Сены.

Все столичные типографии также находились в руках правительственных войск и полиции. Они по приказу военных властей срочно печатали обращения Луи Наполеона к французам. До наступления рабочего дня эти обращения были расклеены на улицах города.

Ранним утром спешившие на работу парижане с удивлением обнаружили на улицах города войска, а на тумбах и стенах домов — вывешенные прокламации. На одной из них был размещен декрет президента, которым объявлялось о роспуске Законодательного собрания и Государственного совета, о восстановлении всеобщего избирательного права и о введении в столице военного положения[1006].

Следующей прокламацией оказалось обращение Луи Наполеона к жителям столицы[1007]: