полчаса. Некоторые из этих недостатков не бросались в глаза, пока «Виргинию» не спустили на воду, а до тех пор она внушала надежду южанам и страх северянам.

Страх этот был главным стимулом преодоления индифферентности северян в вопросе о броненосцах. Военно-морской министр Уэллс, уверенный в безусловном превосходстве своего флота над любыми постройками южан и озабоченный необходимостью укрепления блокадных сил, поначалу не желал поддаваться новой моде. Но слухи о работе мятежников в этом направлении побудили Конгресс заставить министра действовать в рамках закона от 3 августа 1861 года, инициирующего строительство трех прототипов броненосцев. Уэллс учредил военно-морской совет, призванный рассмотреть десятки предложений от судостроителей. Совет выбрал два из них, в результате были построены «Галена» и «Нью-Айронсайдз» — корабли традиционной конструкции, но обшитые стальными листами.

Ни единого предложения не поступило от Джона Эриксона — гениального, но вспыльчивого как порох морского инженера, изобретателя гребного винта и некоторых других нововведений в конструкции судов. Раздраженный своими давними стычками с военно-морским министерством, Эриксон угрюмо сидел в своей нью-йоркской мастерской, пока некий судовладелец не убедил его послать в министерство принципиально новый проект. В проекте было несколько новшеств. На деревянный корпус, обшитый тонким стальным листом, надстраивалась плоская палуба длиной 172 фута с прямыми бортами, защищенными броней толщиной в 4,5 дюйма, опускающейся ниже ватерлинии. Эта броня защищала также винт, якорь и все необходимые механизмы, при этом надводная часть судна возвышалась менее чем на два фута, что делало корабль похожим на плот — малозаметную мишень для вражеского огня. Самым важным новшеством Эриксона была вращающаяся башня, защищенная восьмидюймовым слоем брони и снабженная двумя одиннадцатидюймовыми орудиями. Эта башня наряду с низкой осадкой (11 футов), небольшим водоизмещением (1200 тонн, что составляло около четверти водоизмещения «Виргинии») и способностью развивать скорость до 8 узлов давала кораблю Эриксона преимущество в маневренности и функциональности. Он мог буквально танцевать вокруг более тяжелых вражеских судов и вести огонь во всех направлениях.

Линкольн и Уэллс были впечатлены детищем Эриксона, но оставались вопросы. Удержится ли броненосец на плаву в неспокойном море? Некоторые члены военно-морского совета относились к этому скептически. Эриксон предстал перед советом и развеял все сомнения. Совет подписал с ним контракт, но насмешки высших офицеров над «причудой Эриксона» вынудили Уэллса перестраховаться: судно должно одержать «безоговорочную победу» (что бы это значило?), в противном случае кораблестроители должны были вернуть каждый цент из 275 тысяч долларов, которые правительство соглашалось им выплатить. Эриксона это не обеспокоило — он был уверен в своем проекте. Для экономии времени он привлек несколько субподрядчиков, но лично вникал в каждую деталь. Начав работу на три месяца позже южан, северяне спустили броненосец Эриксона на воду 30 января 1862 года, на две недели раньше «Виргинии». Скептики, присутствовавшие при обеих церемониях, возвещали, что эти посудины не смогут держаться на воде, но могли только радоваться крушению своих прогнозов. Еще несколько недель ушло на доделку обоих кораблей. Эриксон нарек свое судно «Монитор» (тот, кто предостерегает и исправляет грешников). Времени на испытания не оставалось — проверкой соответствия «Монитора» пунктам контракта должен был стать первый бой.

8 марта «Виргиния» вышла из Норфолка, причем ее команда рассматривала плавание как испытательное, однако броненосец с ходу ввязался в настоящее сражение. Пять союзных кораблей — «Миннесота», «Роанок», «Сент-Лоуренс», «Конгресс» и «Камберленд», — располагавшие 219 орудиями, стерегли устье реки Джемс около Хэмптон-Роудс. Последние три были парусниками, составлявшими гордость военного флота в 1840-х годах, но устаревшими после начала эксплуатации паровых судов. Два первых были паровыми фрегатами («Роанок», впрочем, вывела из строя поломка вала) и гордостью уже современного флота, но итоги боя и их разом отбросили в разряд устаревших. Слухи о скором приходе «Мерримака» (как на Севере продолжали называть «Виргинию») циркулировали уже несколько недель, и вот, наконец, он показался. Первым на его пути оказался 24-пушечный «Камберленд»; броненосец сделал по нему несколько залпов, а затем протаранил, проделав 7-футовую дыру в днище корвета и отправив его ко дну. Пока это все происходило, «Камберленд» и «Конгресс» выпустили по «Виргинии» множество снарядов, но они, по словам очевидца-северянина, «ударялись о броню и отскакивали от нее, причинив вреда не больше, чем горошины, выпущенные из пугача»[723]. Это было не совсем верно: еще до того, как стемнело, две пушки «Виргинии» были выведены из строя, палуба и дымовая труба повреждены (к тому же при столкновении с «Камберлендом» она потеряла таран), два человека убиты и несколько ранены. Но правда и то, что ни один из 98 сделанных по броненосцу выстрелов не пробил броню и не нанес сколько-нибудь ощутимый урон.

Пустив ко дну «Камберленд», «Виргиния» принялась за 50-пушечный «Конгресс», обстреливая беспомощный фрегат до тех пор, пока один из снарядов не угодил в крюйт-камеру и не взорвал корабль. «Миннесота», пытаясь помочь попавшим в беду товарищам, села на мель, и «Виргиния» переключилась на этот флагман эскадры северян, захвативший в августе предыдущего года бухту Гаттерас. Но глубокая осадка броненосца помешала ему подойти к «Миннесоте» до наступления темноты, поэтому мятежники решили, что на сегодня достаточно и что они покончат с фрегатом и другими судами федералов на следующий день.

А закончившийся день оказался худшим в 86-летней истории флота Соединенных Штатов. «Виргиния» за несколько часов потопила два крупных корабля; до 1941 года ни один враг не смог повторить подобного результата. Союзная флотилия потеряла по меньшей мере 240 матросов, включая капитана «Конгресса» — больше, чем в любой другой день войны. Всему союзному флоту в Хэмптон-Роудс (по-прежнему главной базе блокадных сил) угрожало уничтожение. Телеграммы, отсылаемые в ту ночь в Вашингтон, отдавали горьким привкусом паники. На следующее утро состоялось чрезвычайное заседание кабинета. Военно-морской министр Уэллс пытался успокоить военного министра Стэнтона известием о том, что «Монитор» уже вышел из Бруклина в Хэмптон-Роудс, чтобы противостоять «Виргинии». Но успеет ли он туда вовремя? И даже если успеет, то даст ли его двухпушечная «консервная банка на плоту» достойный отпор монстру южан?

Успел и дал. Ночью «Монитор», чья команда была измучена борьбой со штормом, едва не потопившим броненосец по пути из Бруклина, встал на якорь рядом с «Миннесотой». Однако перспектива схватки с «Виргинией» вновь заставила сердца членов экипажа биться чаще. Когда утром 9 марта броненосец Конфедерации решил покончить с остатками флота северян, его команда обнаружила рядом с «Миннесотой» странное судно. «Мы сперва думали, что это плот, который везет на берег для ремонта котел с „Миннесоты“», — говорил позже мичман с «Виргинии». Но «котел» развернул орудия и открыл огонь. Член команды «Монитора» так описал реакцию «Виргинии»: «Изумление отразилось на корабле