точно так же, как оно отражается на лице человека, а „Мерримак“ был изумлен до крайности». Мятежники переключили внимание с севшей на мель «Миннесоты» на этот невиданный корабль, который начал вертеться вокруг «Виргинии» «как маленькая собачонка», выплевывая 175-фунтовые ядра из 11-дюймовых пушек. Схватка двух тяжеловесов продолжалась два часа. Ни один снаряд с обеих сторон не смог пробить броню противника, хотя тяжелые снаряды «Монитора» в нескольких местах повредили обшивку «Виргинии». В какой-то момент южный броненосец сел на мель, и когда обладавший более высокой осадкой «Монитор» приблизился, многие члены экипажа «Виргинии» стали прощаться с жизнью, но в последний момент им удалось снять корабль с отмели и продолжить бой, безуспешно пытаясь протаранить «Монитор». К тому времени двигатели «Виргинии» уже дышали на ладан, а сама она была такой громоздкой, что один из лейтенантов сравнил ее с Ноевым ковчегом». «Монитор» в свою очередь также пытался таранить кормовую часть «Виргинии», чтобы вывести из строя руль или винт, но все время промахивался. Вскоре после этого снаряд с «Виргинии» попал в рубку «Монитора», ранив капитана. Корабль Союза тут же вышел из боя, а «Виргиния», опасаясь снова сесть на мель, отошла обратно к Норфолку. Каждая сторона полагала, что выиграла бой, на деле же его следует признать ничейным. Создавалось впечатление, что измочаленные экипажи прекратили сражаться по обоюдному согласию[724].

В этот день завершилась революция в войне на море, начатая двадцатью годами ранее с применением на боевых судах энергии пара. Красавцы фрегаты и могучие линейные корабли с их высокими мачтами и прочными дубовыми палубами были обречены. Когда новость о сражении «Монитора» и «Виргинии» достигла Англии, limes дала такой комментарий: «До недавнего времени у нас было 149 первоклассных военных кораблей, а сейчас их осталось два: „Уорриор“ и „Айронсайд“ [британские экспериментальные броненосцы]. За исключением этих двух во всем английском флоте больше нет корабля, для которого бой с маленьким „Монитором“ не был бы безумием»[725].

Для Вашингтона больший интерес представляло спасение союзного флота в Хэмптон-Роудс. В течение ближайших двух месяцев «Монитор» и «Виргиния» встречались, но не вступали в бой. Не имея в резерве других броненосцев, ни одна из сторон не могла рисковать потерей своего главного козыря. После вторжения армии Макклеллана на виргинский полуостров и отхода конфедератов к Ричмонду в мае 1862 года Норфолк перешел в руки федералов, а «Виргиния» была вытащена на берег. Слишком громоздкий для того, чтобы с боем пробиться в открытое море, и слишком низко сидящий, чтобы идти против течения реки Джемс, доблестный броненосец 11 мая был уничтожен своей командой — менее чем три месяца спустя после спуска на воду. «Монитор» также не дожил до своей первой годовщины: в последний день 1862 года очередной шторм у мыса Гаттерас отправил на дно броненосец, который буксировали на юг для участия в блокаде.

Несмотря на все свои недостатки, «Виргиния» и «Монитор» послужили прототипами для последующих броненосцев, построенных или заложенных обеими сторонами в ходе войны: 21 у Конфедерации и 58 у Союза. Многие из этих судов так и не приняли участие в боях; все из них были созданы для сражений на рейдах и реках; ни одно не сравнялось славой со своими предшественниками. Броненосцы мятежников в южных реках породили чувство тревоги среди союзного флота, известное как «таранная лихорадка», но это не оказало существенного влияния на ход войны. Деревянные парусники и пароходы по-прежнему составляли основу флота северян, действовавшего в открытом море. Однако в последней трети XIX века флоты мировых держав перешли на железные и стальные корабли, позаимствовав основные черты «причуды Эриксона»: низкий профиль, скорость и маневренность, вращающиеся орудийные башни и ограниченное количество крупнокалиберных орудий вместо множества пушек по каждому борту.

II

Участие в блокаде в составе союзного флота не предоставляло особенных шансов прославиться. Главным врагом северян была скука. Во время войны в блокаде участвовало около 500 судов, причем одновременно вахту несли в среднем 150 сторожевиков. Эти корабли захватили или вывели из строя около 1500 пытавшихся прорвать кольцо блокады. Предположив, что на каждый захваченный корабль приходилось до десятка просто замеченных или тех, кого догнать не удалось, можно подсчитать, что каждый сторожевик видел один вражеский корабль в три-четыре недели и участвовал в одном-двух захватах в год. «День за днем, волна за волной, мы пребываем в полном бездействии», — так описывал блокаду один морской офицер. Другой писал своей матери, что та хорошо может получить представление о службе на сторожевике, если «в жаркий летний день выберется на крышу, поговорит там с пятью-шестью кретинами, спустится в подвал выпить тепловатой воды с привкусом ржавчины, а затем повторит это все снова и снова, и так пока не устанет, после чего пойдет спать в глухой чулан»[726].

Только надежда на неожиданное обогащение не давала морякам сойти с ума. Трофеи команда делила с государством пополам. Около 7 % стоимости добычи полагались капитану, поменьше офицерам, а 16 % делились на матросов. Мечта о том, чтобы сорвать в таких условиях банк, иногда сбывалась: в течение девяти дней осени 1864 года небольшая канонерка «Эолус» одна захватила двоих нарушителей, что принесло ее капитану 40 тысяч долларов, офицерам — от 8 до 20 тысяч и по 3000 долларов каждому матросу.

Потенциальные выгоды, равно как и возможность пощекотать нервы, были для экипажей прорывавших блокаду судов более понятны. «Из того, что мне пришлось испытать в жизни, ничто не сравнится с этим ощущением, — писал находившийся на корабле-беглеце британский офицер. — Охота на кабанов, скачки с препятствиями, охота на крупную дичь, поло (а я перепробовал все это) хотя и являются захватывающими предприятиями, меркнут по сравнению с попыткой прорваться через блокаду»[727]. Но это комментарий уже не из первого года войны, когда блокада напоминала скорее решето, чем серьезную преграду: стоимость товаров и страховые ставки росли, но риск захвата судна был невелик. К лету 1862 года ситуация изменилась. Закрыв или оккупировав большинство портов южан, блокадный флот мог сосредоточиться на нескольких оставшихся открытыми гаванях. Приобретшие опыт капитаны северян стали отправлять небольшие суда ближе к берегу, чтобы те посылали сигнальные ракеты, когда очередной корабль южан намеревался войти в гавань или выйти из нее. Получив такой сигнал, все находившиеся в пределах досягаемости военные корабли сходились в одну точку, чтобы перехватить прорывавшегося нарушителя. В нескольких милях мористее располагался второй ряд патрулей.

Эта система работала достаточно слаженно, если дело касалось тихоходных или крупнотоннажных судов неприятеля в условиях хорошей видимости. Но такой тип кораблей-нарушителей скоро исчез. На