– Теперь моя очередь! – крикнула она.

– Что?

– Я пришла не просто посмотреть на птицелова! Я тоже хочу летать!

– Но ты не умеешь!

– Сумею! Я смогу! Поднимайся!

Какое-то время Якобус висел на веревке и пытался понять, что делать. Наконец он с неохотой поднялся наверх и подогнал петлю, чтобы она годилась для Марии. Якобус ужасно переживал, глядя, как она стоит на краю. Одно дело – самому качаться на веревке над скалами, искушать судьбу и ловить ветер, и совсем другое – позволить это сделать Марии. Он проверил каждый сантиметр веревки и привязал ее к дереву двойными узлами. Потом накинул себе на пояс еще одну петлю, чтобы контролировать длину веревки, упираясь ногами в камни. Все это время он сбивчиво давал ей инструкции. Затаив дыхание, он смотрел, как Мария начала спускаться по склону, и стал постепенно отпускать веревку.

– На первый раз только вверх и вниз, ладно? Не отталкивайся от скал, просто виси! Поняла?

– Да!

Он отпустил веревку еще немного, приподнял Марию, потом опустил, чтобы она почувствовала вес.

– Все в порядке? – крикнул он.

– Давай еще! – закричала она в ответ.

Якобус отпустил веревку на бóльшую длину и услышал, как Мария хохочет и ахает от восторга. Через некоторое время веревка натянулась, он подошел ближе к краю, чтобы посмотреть, что делает Мария, и увидел, что она отталкивается от скал. Сверху это выглядело как медленный ленивый танец – отталкиваешься, паришь, снова отталкиваешься, опять паришь. Потом Мария стала вращаться на веревке, грациозно вытянув одну руку.

– Я же сказал тебе этого не… – начал было он.

– Я даже не знаю, то ли смеяться, то ли описаться от радости! – заорала она с прямотой, которая, как нередко случалось, привела его в шок.

Якобус понимал, что никто не может указывать Марии Борг, что ей делать, а чего не делать.

– Тогда делай и то и другое! – крикнул он. – Только не против ветра!

Мария провела на веревке целый час. Напугала сову, дотронулась до горлицы и сделала сальто назад. С того дня она перестала сторониться его. Они начали больше времени проводить вместе. Он всегда планировал все заранее, вставал пораньше, чтобы завершить дела засветло и присоединиться к ней, когда она будет возвращаться в Мекор-Хаким.

Они еще не раз ездили на Гоцо, иногда оставаясь там затемно.

Как-то раз она позвала его поплавать. Они пошли в лагуну, где была теплая искрящаяся лазурная вода. Ныряли с высоких скал, чтобы посмотреть, кто нырнет глубже, а потом лежали на берегу, греясь в ласковых лучах солнца. Она лежала на спине с закрытыми глазами. Приподнявшись на локте, Якобус рассматривал ее, удивляясь охватывающей его нежности, и задыхался, глядя на изгибы ее тела под джеркином. Якобусу безумно хотелось придвинуться к ней, прикоснуться, но он знал, что этим можно все испортить. Ему говорили, что есть зелье из вина и крови, с помощью которого можно одурманить и соблазнить любую женщину, но он не хотел, чтобы она досталась ему таким образом. Она сама скажет ему, когда будет готова. Якобус не сомневался, что рано или поздно такое время обязательно наступит.

Однажды они сидели у воды, Мария была такая довольная и счастливая, ее ничто не беспокоило, и тут Якобус не выдержал. Собравшись с духом, он выпалил:

– Мария, я хочу стать твоим мужем!

Вздрогнув, она покраснела и отвернулась. Якобус уже решил, что смертельно обидел ее, но тут она повернулась к нему и неожиданно взяла за руку:

– Благодарю тебя, Якобус. Это большая честь для меня, я и правда так думаю, но пока не хочу замуж.

Он кивнул. Все оказалось не так плохо, как могло бы!

– А когда захочешь, можно это буду я? То есть он? То есть…

Мария рассмеялась, и он понял, что это не тот смех, которым смеются в присутствии возлюбленного или хотя бы поклонника. Так смеются с младшими братьями.

– Я скажу тебе, когда сама пойму.

Для Якобуса этого было достаточно. По крайней мере, она не сказала «нет».

– Знаешь, а он тебе подходит, – сказала ей Елена в ту неделю, когда родился Моисей, а Мария и Якобус как раз в очередной раз вернулись с Гоцо. – Я давно не видела, чтобы ты так улыбалась!

Мария кивнула. Действительно, Якобус – достойный мужчина. В его присутствии ей было очень легко. С ним можно было говорить о чем угодно, кроме того, о чем бы она не стала говорить ни с одним мужчиной. Мария пока не понимала, чего хочет от этих отношений, но и не спешила делать выбор. Она знала, что Якобус не просто любит ее, а боготворит. Она испытывала к нему нежность, и часто он говорил ей вещи, которые трогали ее до глубины души.

Мария не знала, любит ли она его. Да и вообще не очень понимала, что такое любовь.

Он предложил ей выйти за него замуж, но, кажется, был доволен ее ответом и радовался, просто проводя время вместе.

Иногда они держались за руки, гуляя по полям или глядя на море. Однажды она даже поцеловала его в щеку, а он в ответ смущенно поцеловал ее в лоб. Он как будто знал, что на этом надо остановиться, и остановился.

Да, думала Мария. Он мне подходит.

ИЗ «ИСТОРИЙ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ»,

записанных Дарием по прозвищу Хранитель, придворным историком Властелина Прекрасных Созвездий, султана Ахмеда

Лишь чародею было под силу создать зелье столь же мощное, жгучее и ядовитое, какое создал император Карл, подарив Мальту рыцарям ордена Святого Иоанна. О, это была гремучая смесь!

Хотя орден, Церковь, Святой Отец и инквизиция могли показаться стрелами одного калибра, выпущенные из лука, они описывали совершенно разные дуги, и ни одна из них не была ровной и предсказуемой. Орден был главнее всех, великий магистр являлся князем Церкви, а его орден находился под защитой самого папы. Естественно, это приводило к конфликтам между высокопоставленными служителями Церкви. В ордене был собственный клир под главенством великого приора, у которого не было формальных отношений с епархией. Орден и его члены не платили налоги в епископат не только на Мальте, но и на континенте. Рыцарей судили не на церковных судах, а на судах ордена, если вообще судили. У епископа тоже было свое оружие в этой бесконечной борьбе: он мог даровать постриг своим союзникам, чтобы защитить их от суда ордена. И Церковь, и орден не обращали никакого внимания на Университá, мальтийскую гражданскую власть, которая занималась местными делами и разбирательствами и чье влияние с момента прибытия рыцарей на остров неуклонно падало. Некогда могущественная аристократия могла противиться нежелательным решениям ордена и жаловаться на них вице-королю Сицилии или даже самому королю Испании, но этот путь был таким же каменистым и полным опасностей, как дороги Мальты. В результате многие дворянские семьи просто сбежали с острова, предпочтя изгнание на Сицилии жизни под гнетом ненавистных рыцарей. Те же, кто остался, закрылись в своих величественных особняках за стенами Мдины, смакуя обиду и продолжая цепляться за призрак славного прошлого.

Эта гремучая смесь еще только начинала вызревать. И хотя епископ Мальты был выбран из духовенства ордена, как только он стал епископом, все изменилось, поскольку он обрел положение и власть в лоне Церкви. Сам он считал рыцарей безжалостными политиками, богопротивными монахами, которые нарушали обеты и вели себя так, будто ни один земной владыка им не указ, особенно сам епископ. Бывшие братья-рыцари считали его шпионом Ватикана и представителем вице-короля Сицилии, а значит, и короля Филиппа, чьи интересы нередко расходились с интересами самих рыцарей. Это означало, что, хотя епископ автоматически становился рыцарем Большого Креста и имел право голоса на Священном капитуле, его не допускали до важных встреч. Более того, поскольку епископ был выходцем из ордена, в Ватикане ему тоже не доверяли.

Папа не доверял собственному епископу, епископ не доверял своим же рыцарям, а рыцари вообще никому не доверяли. Разве могут с этим сравниться интриги дворца Топкапы?

Единственная приправа, которая могла сделать эту смесь еще более острой, упала в котел благодаря Святой инквизиции. В те дни, когда на крошечном острове Мальта не требовалось постоянного присутствия инквизитора, было принято решение провозгласить епископа исполняющим