Катя проснулась, рывком подняв голову; свеча в небольшом стеклянном фонаре догорела, сквозь маленькие окошки каюты пробивался серебристый утренний свет. Де Базен, лежащий на столе прямо перед ней, не шевелился, но был жив. Катя дала ему попить, когда Маргарита де Бомон проснулась, она помогла Кате обтереть рыцаря и снова наложить повязки. Видимого улучшения не было, но оставалась надежда, что крепкое здоровье рыцаря преодолеет воспаление. Грубые швы выглядели удручающе, но даже Маргарита не переставала говорить, что он может поправиться.

К часу дня на горизонте появились первые гарнизоны перед Дамьеттой. Все ликовали: им одним удалось достичь города и дойти до него без особых потерь. Галера подошла ближе к городу, и только тут, наблюдая за тем, какие мощные посты стоят вокруг крепости, пассажиры галеры осознали, что город находится в осаде.

Дамьетта пребывала в осаде уже около полугода. Были отрезаны сообщения с практически всеми завоеванными крестоносцами городами, но ситуация не была столь критической, как в отрезанном от Дамьетты лагере крестоносцев за счет того, что город имел возможность получать подкрепление из Европы, и отряды, оставленные Людовиком для охраны королевы, успешно удерживали подступы к городу, сохраняя сообщение с Нилом, морем и несколькими островами. В городе не было голода, но эпидемии время от времени вспыхивали. Королева с большим трудом удерживала Дамьетту, поэтому прибытие корабля легата повергло ее в отчаяние. Крестоносцы отступали! Поход потерпел поражение, а ведь в Европе все уже считали, что султан со дня на день подпишет выгодное для франков перемирие, Каир будет повержен, Святая земля освобождена, и король вернется править во Францию. Королева была на девятом месяце беременности, протекавшей тяжело и с осложнениями из-за постоянного нервного напряжения, в котором пребывала Маргарита. Легат тут же отправился к ней во дворец, чтобы рассказать о последних месяцах похода, о лишениях и болезнях, об отступлении и вынужденном уходе своего корабля.

Катя, с разрешения королевы, снова поселилась в комнатах, отведенных королем для донны в дни триумфального захвата Дамьетты. Как же изменчива фортуна! Теперь сюда вернулась только Катя с горьким осознанием того, что ее друзья, быть может, погибли. В одной из комнат она поселила мальчиков, Николетта взяла к себе Мари. Здесь оставалось много вещей донны: книги, рисунки, украшения, платья… Катя даже нашла учебник по латыни Вадика и не без слез листала его засаленные странички с загнутыми углами.

И все же возвращение в Дамьетту было для Кати спасительным после жестоких условий в лагере, и с первого дня она почувствовала, как лихорадка, ставшая ее постоянной спутницей в походе, проходит, отступает уже такая привычная ломота в костях. Впервые за время похода она вымылась в нормальных условиях и без спешки и почувствовала облегчение. Одевшись, она подождала, пока спадет жестокая жара, и отправилась навестить де Базена, которого, как и остальных раненых, разместили во дворце эмира.

Ночью Кате не спалось. Она ворочалась на чистых прохладных простынях, на мягкой постели, луна светила прямо в лицо сквозь решетки окна. Катя встала, накинула на себя котту и вышла в коридор. Дворец спал, она неслышно проскользнула по залам, залитым лунным светом, вышла в сад и села на скамью. Цикады заходились в неистовом музыкальном порыве, оглушая ночь, казалось, что так шумит свет, падающий от звезд. В этом оазисе покоя представлялось невероятным существование того лагеря, в котором Кате пришлось прожить четыре месяца. Это время виделось ей долгим, тяжелым, полным испытаний и уродующих душу событий. Весь тот кошмар, пережитый ею, вспоминался, как время далекое, мифическое, словно никогда не происходившее. Были и радостные моменты. О них она вспоминала с печальной улыбкой, глядя на неясные очертания деревьев в саду и ощущая аромат уснувших цветов. В одном из окон, выходящих в сад, зажегся свет, забегали тени. До Кати доносились смутные голоса, полные тревоги, и она подумала, что королева рожает. Поднявшись со скамьи, девушка решила воспользоваться случаем и пойти посмотреть, как это происходит.

Поднимаясь в покои королевы, она столкнулась с бегающими в беспорядке служанками и рыцарями, в будуаре стоял растерянный легат.

– Что случилось? – спросила Катя, жмуря глаза от свечи в массивном бронзовом подсвечнике, освещавшей комнатку. Ей казалось нелепым, что все эти люди собрались здесь по случаю родов королевы.

Легат не успел ей ответить. Катя услышала рыдания королевы Маргариты, к которому присоединились и другие дамы, собравшиеся у нее в спальне. Катя вошла. Женщины стояли на коленях перед распятьем, многие из них растрепанные и сонные, и молились. Здесь же, подальше от женщин, стоял на коленях старый рыцарь, лет восьмидесяти, рядом с ним одетые в дорожные одежды рыцари.

Увидев Катю, одна из дам, вся в слезах, поднялась и бросилась ей на встречу. Девушка узнала в неверном свете трепещущих свечей Маргариту де Бомон. Сжимая ее руки, прижимая их к груди, заплетающимся от волнения языком, мадам де Бомон поведала Кате страшную весть – король попал в плен.

Король в плену! Король у мусульман! Одному Богу известно, на что способны эти дикие, жестокие люди!

– Господи, храни Францию! – услышала Катя одну из дам. Вся эта сцена в полутьме от скудно освещающих комнату свеч, бросавших длинные черные тени от всех предметов вокруг, казалась собранием призраков, оплакивающих гибель короля. Катя опустилась вместе с Маргаритой де Бомон на колени, но не видела распятия из-за слез. Кто-то говорил рядом, захлебываясь рыданиями, икая от спазмов, что неверные захватили всю армию крестоносцев и убивали всех, кто был недостаточно богат для хорошего выкупа. Всех! И если кто и выжил – Ольга или Вадик – их убьют…

Горе женщин, считавших себя уже вдовами, не трогало Катю. Ей было жаль их, но сочувствовать им она не могла. Единственное, что тронуло ее – это горе королевы. Она стояла на коленях, большой живот выпирал под белой рубахой, видно было, что ей неудобно и тяжело стоять в таком положении – у нее болела спина, но королева молилась, сложив ладони вместе, и тянулась к распятию, словно хотела приблизиться к корчившемуся в агонии телу Христа. Слезы блестели на щеках, но она не рыдала больше – не позволяя себе подчиниться истерике, охватившей всех. Она молилась за своего супруга, за его братьев, за всех воинов Креста и за своих детей.

Столько воли было написано на лице этой женщины, что Катя и все остальные почувствовали себя глупыми девчонками по сравнению с ней. Понемногу все утихли. Старый рыцарь, что молился позади, сказал, что еще рано оплакивать мужей, ведь еще ничего толком неизвестно. Он предлагал успокоиться, молиться, надеяться и вести переговоры с мусульманами. Пока у них есть Дамьетта, христиане могут торговаться с неверными и, возможно, они спасут еще тех, кто попал в плен.

Все стали уходить один за другим, королева легла на постель, одна из дам потушила последнюю свечу, комната погрузилась во мрак. Ребенок шевелился в утробе, Маргарита погладила живот. Щемящее чувство радости от каждого его движения, от осознания жизни в ее теле было отравлено тревогой за его будущее. Кто знает, быть может, сейчас сарацины стекаются к городу?