– И мы уже наблюдаем признаки этого, – сказала я, вдруг вспомнив невесть откуда налетевшую грозу в Париже. – Странная погода, ураганы…

– Все так. Над этой частью Арктики постоянно стоит циклон, поскольку воздух втягивается в океан и под землю и давление понижается. А по мере того как воздух становится все более разреженным, он теряет способность удерживать водяной пар. Уже скоро нашу планету ждут веселые времена. Готовьтесь к тропическим ливням, граду, снежным бурям… Ха! Я припоминаю грозы в июне девятьсот седьмого, когда марсиане впервые пожаловали в Англию. Можно считать это знамением! Но метеорологические аномалии – только первый этап. По мере того как воздух будет становиться более разреженным – если будет, – те, кто живет на северных широтах, начнут страдать от горной болезни. Постепенно такой эффект будет наблюдаться и на более южных территориях. Начнутся массовые миграции и так далее. Впрочем, до этого не дойдет.

Эрик метнул на него сердитый взгляд:

– Вы, похоже, в этом не сомневаетесь. Как ни один французский генерал не сомневался в том, что немцы никогда не вторгнутся в Париж.

Уолтер посмотрел на нас, и в его взгляде читалось сожаление: мы явно ничего не поняли.

– Вы знали, что, здесь, на полярных равнинах, за все это время не заметили ни одной боевой машины? Многорукие механизмы – другое дело, они попадались нам на глаза, они предназначены для созидания, а не для разрушения. Это свидетельствует о том, что марсиане намерены здесь остаться. Они не собираются снова идти в атаку. Только не на глазах у юпитериан! Война кончилась. Началась колонизация, и она должна пройти цивилизованно – другого выхода просто нет.

Я попыталась донести до него причину нашей тревоги.

– Но, Уолтер, отбирать у нас воздух…

– Это переговоры. Пусть и своеобразные. Они дают нам понять, чего хотят. В ответ мы должны сообщить, что готовы им предоставить, – возможно, какую-нибудь резервацию. Или даже колонию под куполом. Здесь, на базе, останутся ученые – именно с этой целью. Быть может, среди них найдется новая Микаелян, способная вести переговоры на межпланетном уровне!

Эрик серьезно проговорил:

– Давайте представим, Уолтер, – чисто гипотетически, – что в том, как марсиане отбирают у нас воздух, которым мы дышим, нет ничего цивилизованного. Допустим, они не прекратят это в какой-то момент, посчитавшись с правилами приличия. Допустим, они попросту продолжат это делать. Как нам тогда быть? Как выжить?

Этот вопрос, заданный с солдатской практичностью, похоже, вызвал у Уолтера раздражение.

– А вы как думаете? Так же, как мы выживали бы на Луне – или, быть может, на самом Марсе. В бункерах и пещерах. Под землей можно построить фабрики, которые будут пополнять скудные запасы воздуха.

– Скудные запасы воздуха, – повторил Эрик. – Скудные остатки человечества. Мы не сможем перемещаться по миру, не сможем самоорганизоваться, не сможем оказать сопротивление.

– Боже мой, – тихо сказал Джо Хопсон. – Это же будет гибель человечества. Как вы и написали в своей Летописи, Дженкинс. Это будет истинная его гибель.

– До этого не дойдет, – снова сказал Уолтер.

– И что нам делать? – спросила я.

Кажется, этот вопрос его удивил.

– Как я и говорил тебе в Берлине, Джули – когда это было, лет пятнадцать назад? – вступать в переговоры.

Эрик мрачно заметил:

– Так или иначе, скоро мы все выясним. Если марсиане вновь намереваются прилететь на Землю, их пушки должны выстрелить в конце марта. Если они не выстрелят, – возможно, Уолтер прав и вся эта история с воздухом – просто эксперимент, не направленный нам во вред. Но если они пошлют сюда новый флот…

Он пристально посмотрел Уолтеру в глаза и спросил:

– Тогда мы об этом узнаем, так ведь?

На обратном пути на запад, навстречу Европе и цивилизации, я с удивлением узнала, что Уолтер Дженкинс впервые за много лет собирается направиться в Англию и там задержаться.

Еще сильнее я удивилась, когда он невзначай обронил в разговоре, что он, повинуясь порыву, снова купил тот дом в Уокинге, где жил со своей женой Кэролайн перед первым вторжением марсиан. Именно туда он сейчас направлялся.

– Я должен там быть, – сказал он мне в своей обычной манере, – в полночь двадцать шестого числа – в день, когда вновь выстрелят пушки, если они все-таки выстрелят. В день, когда история снова крутанется вокруг своей оси. Я не забыл возражения Эрика Идена. И уверен, что грядущие события докажут мою правоту.

Но в его голосе при этом не было и тени уверенности.

Как я отмечала ранее, приближение знаменательного астрономического события уже несколько месяцев вызывало общемировую истерию, и новости о марсианах в Арктике, многократно искаженные и поданные как сенсация, только усугубили общий иррациональный страх (или, быть может, рациональный, думала я про себя). Уолтер же, святая простота, нимало не заботясь о своей безопасности, будто и не было трагической гибели Микаелян, рвался в самую гущу споров и дебатов; и, более того, хотел вернуться в Уокинг, в дом, адрес которого был общеизвестен.

Там и тогда, в зале «Фатерлянда», пока под нами еще проплывали арктические пустоши, я решила, что провожу Уолтера домой. В каком-то смысле вся история марсианского нашествия началась в этом уютном домике – по крайней мере, для Уолтера, который ненароком стал голосом целого поколения. Дом в Уокинге казался наиболее подходящим местом, чтобы завершить эту историю – или, если уж на то пошло, начать новую главу. И даже в Уокинге я могла обеспечить Уолтеру безопасность. Я шепнула пару слов своему старому приятелю Эрику, и он уверил меня, что солдаты из нерегулярных частей Британской армии приглядят за нами обоими, «пока эта волна шумихи вокруг марсиан не утихнет, что бы ни положило ей конец».

Но у моей решимости были и другие причины. Мы с Уолтером никогда не были близкими друзьями – да и возможна ли настоящая дружба между невесткой и деверем? И все же он был членом моей семьи. Я не могла смириться с мыслью, что он словно призрак будет в одиночестве бродить по своему старому дому.

Я по беспроводному телеграфу отправила сообщение невестке в Париж, рассказав ей о своих планах и попросив передать весточку моим друзьям и коллегам, с которыми она сочтет нужным связаться. А уже потом сказала Уолтеру, что собираюсь составить ему компанию.

Тот отреагировал на эту новость не слишком-то любезно.

– Только не путайся под ногами, – бросил он.

Когда мы обошли дом в Мэйбэри-хилл, настежь распахивая окна, я убедилась, что он выглядит почти так же, как и в моих воспоминаниях.

Хотя дом располагался недалеко от центра, он уцелел во время атак 1907 года, а вторая волна марсиан почти не затронула Суррей – в 1920 году больше всего пострадали Букингемшир и Лондон. Последующие владельцы по мере сил поддерживали дух этого места. Столовая с французскими окнами, уже довольно хлипкими, совсем не изменилась. Оттуда открывался вид на сад и на Оттершоу, где некогда жил приятель Уолтера, астроном Оджилви. И небольшой летний домик был на месте – Уолтер рассказывал, что они с Кэролайн в хорошую погоду любили здесь обедать. Во всех комнатах стояла подобающая мебель: в столовой – стол и стулья, в гостиной – диваны с плотно набитыми подушками, и так далее. Но цвета не гармонировали между собой, а расположение мебели оставляло желать лучшего.