Шабо-Латур, Шаретон и Фурнье — видели в Бельфоре не столько плацдарм для угрозы Южной Германии, сколько заслон германскому удару в долину Роны, а потому сочли, что предусматривавшегося договором «предполья» перед крепостью достаточно[1180]. Но генералы единогласно проголосовали против «обмена» с немцами и уступки части Лотарингии ради сохранения Бельфора.

Строптивость военных вызвала ожидаемое возмущение Тьера. Глава правительства через военного министра Лефло потребовал, чтобы комиссия изменила свои выводы, которые предстояло представить в Национальном Собрании перед процедурой ратификации, и, наоборот, постановила, что «ничего сверх выторгованного во Франкфурте сохранить за Францией было нельзя». Военные проявили упорство, и депутатам были представлены обе точки зрения.

Верх взяло то мнение, что французскими дипломатами в сложившейся ситуации было сделано все возможное. Процедура ратификации окончательного мирного договора в Национальном собрании состоялась 18 мая и заняла всего несколько часов. Главную критику депутатов вызвало положение о продлении оккупации территории Франции. За ратификацию договора и последние территориальные изменения проголосовало 433 депутата, против — 98 при 64 воздержавшихся. Часть депутатов и военных все же осталась солидарна со словами генерала Шабо-Латура о том, что «лучше было бы иметь договор, просто-напросто навязанный силой»[1181].

Глава 17

Мир?

Война дорого обошлась Франции. Страна потеряла 139 тыс. человек погибшими и 143 тыс. ранеными. Большая часть при этом скончалась не на поле боя, а от болезней. С учетом жителей областей, отошедших к Германии, и скрытых потерь, связанных с падением рождаемости и ростом смертности, за шесть месяцев войны население Франции сократилось на 2 миллиона человек[1182]. В ходе войны немецкие войска занимали 43 департамента, ряд крупных французских городов пережил бомбардировки и осаду с сопутствующими им эпидемиями тифа и дизентерии. Париж вдобавок к тяготам осады был опустошен в ходе уличных боев между войсками версальского правительства и Парижской Коммуны.

Что касается противоположной стороны, то общие потери германских государств составили 127,8 тыс. солдат и офицеров (14,4 % от участвовавших в военных действиях), из них убитыми и умершими от ран и болезней порядка 51 тыс. человек. Львиная доля потерь при этом пришлась на прусскую армию, выставившую более двух третей от общего состава общегерманских войск. Бавария потеряла убитыми и ранеными 15,5 тыс. из почти 135 тыс. участвовавших в боях, Баден — 3418 на 30,7 тыс. участников войны, Вюртемберг — 2712 на 13,3 тыс. соответственно[1183].

Тяжелым ударом по французской экономике стала утрата Эльзаса и части Лотарингии — одних из самых развитых французских областей, богатых железной рудой, обладавших развитой текстильной и металлургической промышленностью. Впрочем, как убедительно показал Р. Хартсхорн, при проведении новой границы определяющее значение имели интересы германских военных и языковая принадлежность населения. В глазах Вильгельма I сохранение территории германских военных кладбищ было важней всех оценок геологов и промышленников. Самые богатые залежи стратегически значимой железной руды остались, таким образом, за Францией[1184].

По оценкам современных исследователей, война обошлась Франции в 16 млрд 275 млн франков, что равнялось шести бюджетам 1870 г. или одной десятой всего национального богатства страны[1185]. Резко ухудшилось стратегическое положение Франции. Новая почти 200-километровая граница на северо-востоке оказалась открыта для вторжения. Французской республике предстояло в кратчайшие сроки выстроить целую систему новых укреплений, что само по себе обещало значительнейшие расходы.

После завершения войны с Германией и локальной гражданской войны Франции тут же пришлось вести новую: колониальную. Отзыв самых боеспособных французских частей из Алжира заставил вождей бедуинских племен приступить к подготовке вооруженного выступления против французского господства. Полномасштабное восстание разгорелось в середине марта 1871 г. и быстро охватило почти треть территории колонии. Его катализаторами стали как неумелые действия республиканского правительства, так и провозглашение в Алжире Коммуны, потребовавшей передать управление провинцией в руки местных белых колонистов, что обещало коренному населению только усиление гнета. Сыграли свою роль призывы к джихаду против неверных местных мусульманских проповедников и рассказы вернувшихся с войны «спаги» и «тюркосов» о том, что французы теперь сами «в рабстве у пруссаков»[1186].

После первых успехов восставших, от рук которых погибло около сотни европейцев, в Алжир из метрополии были срочно отправлены подкрепления. В течение лета 85-тысячная французская армия сумела нанести поражение основным силам мятежных кабилов и вытеснить часть из них в соседний Тунис. Спорадические бои, однако, продолжались вплоть до декабря 1871 г. и стоили жизни 1 тыс. французских солдат и примерно 2 тыс. их противников[1187]. Война велась традиционными «грязными» колониальными методами и сопровождалась сотнями жертв в результате репрессий, а также расстрелов по постановлению военных трибуналов. Кабилы были обложены крупными штрафами, их земли секвестрированы государством и подлежали выкупу. Мятеж стоил побежденным 65 млн франков и 446 тыс. гектаров земель, лучшие из которых были отобраны для организации земледельческих колоний эльзасцев, решивших эмигрировать из родного края после войны ради сохранения французского гражданства[1188].

Параллельно своим чередом шла реализация мирных договоренностей между вчерашними противниками. В июне-сентябре 1871 г. была благополучно осуществлена делимитация новой франко-германской границы. Патриотические чувства комиссаров от Франции были обострены, и потому они отклонили предложение своих немецких визави вместе передвигаться по районам, где должна была осуществляться процедура постановки временных пограничных столбов, равно как и ночевать под одной крышей. Они учитывали то впечатление, которое могло произвести их появление рядом с пруссаками и на эльзасцев. Отношение населения хорошо показывало постоянное исчезновение установленных колышков и вешек, которые должны были наметить путь новой границы, хотя эту линию уже и нельзя было стереть из кадастровых планов[1189].

В октябре 1871 г. между двумя странами были благополучно заключены таможенная конвенция, а также конвенции по финансовым и территориальным вопросам. Воспользовавшись потребностью немцев в дополнительном участке земли под строительство нового пограничного вокзала в Аврикуре (нем. Эльфрингене), Франция вернула себе две небольшие франкоязычные коммуны у подножия горы Донон. Несмотря на почти чисто символический характер, событие это было весьма значимо для французского общественного мнения первых послевоенных лет.

К 1 октября 1872 г. была завершена и процедура оптации (выбора гражданства) уроженцев Эльзас-Лотарингии. Между французским и германским внешнеполитическими ведомствами развернулась конкуренция за «сердца» эльзас-лотарингцев, разбросанных по всему миру. Надо отметить, что Берлин в розыске потенциальных новых подданных действовал оперативней: соответствующие инструкции были даны Бисмарком еще в конце 1871 г. Особенно острая борьба развернулась за негоциантов и миссионеров, поскольку это позволяло одним сохранить, а другим расширить присутствие в целом ряде чувствительных для национальных интересов регионов. Именно поэтому, в частности, французские дипломатические агенты в Австралии были столь озабочены оптацией епископа Типассы эльзасца Луи Елоя, обладавшего большим влиянием на аборигенов Самоа[1190].

Правом выбора в пользу