– Приедет когда приедет, что ты нервничаешь?

Совсем близко простучала колесами электричка, и Наташа с досадой подумала, что могла бы на нее успеть.

– Ладно, пойдем покурим.

– Я бросаю.

– Ну посиди со мной. Тут такой есть живописный уголок, сейчас покажу. Ты будешь в восторге…

Наташа увидела, как вдруг изменилось его лицо, мгновенно превратившись в мертвую безумную маску. Будто вода замерзла. В пустом холодном взгляде не осталось ничего человеческого, а в уголках рта вскипели пузырьки слюны.

– Потом покажешь, – сказала она громко, понимая, что все кончено. Шансов нет. Она хорошо бегает, но на велосипеде Саша настигнет ее очень быстро.

Наташа огляделась вокруг себя, но не нашла ничего, что можно было бы использовать как оружие. Господи, как не хочется умирать…

– Ты должна пойти со мной, – отчеканил Ярыгин, – увидишь, там очень красиво.

Он прислонил велосипед к дереву и шагнул к Наташе.

– Никуда я не пойду, – крикнула она, отступая.

– О, привет, о чем базар? – раздался за спиной голос Альберта. – А мне что-то неспокойно стало, как ты тут без меня… Что, Саша, пустишь гостя?

Весь день продолжался ливень, вода стекала потоками по оконному стеклу, а внизу на асфальте кипели глубокие лужи, и все волновались, как пойдут домой, но к шести часам, как по заказу, все стихло, только грозные тучи остались висеть низко над городом.

Ирина с удовольствием надела новый плащ, повязала шейный платочек и вышла в ранний августовский вечер, решив, что успеет еще в Публичную библиотеку. Егорка проводит лето с бабушкой на даче, и необходимо максимально использовать свободу.

Бросив взгляд на гастроном, Ирина улыбнулась. Теперь ей было не то чтобы стыдно, а просто странно вспоминать о своем пристрастии к выпивке. К счастью, когда удается вырваться из рабства собственного навязчивого желания, все встает на свои места.

Сразу после процесса Валерий написал заявление по собственному желанию, и Ирина понятия не имела, куда он подался, да и не хотелось ей этого знать.

Он устроил ей отвратительную сцену и в пылу негодования проговорился, что никогда не хотел жениться и лгал о том, что ушел от жены, потому что был уверен, что в последний момент любовница одумается.

Очень долго после этого Ирина была противна сама себе, но теперь вспоминала Валерия, как тяжелую болезнь, от которой она долго страдала, но наконец выздоровела.

– Ирина Андреевна? – На тротуаре стоял Кирилл Мостовой.

Она подошла и приняла у него из рук букет чайных роз.

– Простите, что так задержался с благодарностью, – сказал Кирилл, – но я ждал, пока осудят настоящего убийцу, а то, сами знаете, ложечки нашлись, а осадок остался. Все равно я был невиновен на девяносто девять процентов, а не на сто.

Ирина усмехнулась:

– Один процент в вашем случае был очень даже не маленькой величиной. Вам лучше не знать, на какой тонкой ниточке висела ваша жизнь.

Мостовой пожал плечами:

– Что ж, жизнь вообще имеет такое свойство.

– Как вы теперь?

– Грех жаловаться. Работаю на прежнем месте, сейчас получили очень интересный заказ. Кстати о работе: это вам.

Он достал из-за спины и протянул ей чугунную вазу, сделанную в виде сплетения листьев.

– Какая красота! – искренне восхитилась Ирина и хотела взять, но Кирилл с улыбкой отвел руку:

– Очень тяжелая. Вам придется или вызывать такси, или позволить мне проводить вас. Позволите?

Ирина кивнула. Мостовой предложил ей руку, она приняла и медленно двинулась с ним по тротуару.

– Кирилл Вениаминович, я тоже должна вас поблагодарить, потому что после вашего процесса моя карьера резко пошла в гору. Когда поймали настоящего убийцу, вспомнили, что я оправдала невиновного, и фортуна обласкала меня сверх всякой меры. Меня назначили председателем суда, пригласили в заочную аспирантуру…

– Рад это слышать. Ирина Андреевна, как только я вас увидел первый раз, сразу понял, что моя судьба в надежных руках.

Она покачала головой:

– Благодарите заседательниц. Если бы Надежда Георгиевна не сообразила про две заколки, так бы мы ничего и не раскрутили.

– Для них я тоже сделал сувениры и хотел узнать у вас, как можно передать.

– Надежде Георгиевне вряд ли удастся. Она разошлась с мужем и уехала поднимать образование в дикую глухомань, где, кажется, и детей-то еще не народилось.

– Бедная женщина…

– Да нет, она сама захотела. Сказала, что всегда есть время исполнить мечты юности, собралась и уехала.

– Ах да, мне же Федор писал, что вместо нее – молодой директор с какой-то революционной фамилией, и навел порядки, как в Чека. Но для Федора это оказался большой плюс, потому что его дама долго боялась все бросить и выйти за него, но как только сменилось руководство, страх пропал.

Ирина сообразила, что Федор – это замполит.

– Если хотите, я дам вам адрес Надежды Георгиевны.

– Буду признателен. А вторая девушка?

– О, она недавно вышла замуж, так что ваша ваза придется ей как нельзя кстати.

Процесс над Ярыгиным завершился, и Ирина рассказала Кириллу, что именно благодаря Наташе удалось выйти на настоящего маньяка и как он чуть не убил Наташу, но подоспел Глущенко и в одиночку задержал преступника. Его хотели официально поощрить за отвагу, но, насколько Ирине было известно, вопрос так и повис в воздухе.

– Надо же, – покачал головой Кирилл.

– Только Ярыгина признали невменяемым, – вздохнула Ирина, – не знаю уж почему, то ли он действительно сумасшедший, то ли из-за того, что коллега. Проходит сейчас принудительное лечение. Ладно, бог с ним, лучше расскажите, как ваше творчество?

Кирилл нахмурился и слегка замедлил шаг:

– Я восстановился на филфаке, а из группы, наоборот, ушел.

– Почему? Мне нравились ваши песни.

– Мне тоже, не все, но некоторые из них.

Они как раз проходили мимо скверика и, переглянувшись, повернули в него и устроились на детских качелях, утопавших в кустах шиповника. Синий пластиковый навес защитил скамью от дождя, поэтому на ней можно было сидеть. Они оттолкнулись ногами от земли и стали раскачиваться. Толстая ржавая цепь, на которой висели качели, противно заскрипела.

– Так почему вы ушли? А как же ваши товарищи?

– Ирина Андреевна, никто из них не пришел на суд. Думаете, мне легко было там торчать, как на витрине, не видя ни одного знакомого лица? Хоть бы один, хоть на один день, чтобы я знал, что в меня верят, но нет, я сидел как убитый, пока Федор не появился. Ладно, это я бы простил, но как раз перед моей посадкой у нас скопилась куча денег, и я надеялся, что мне наймут приличного адвоката, но так и не дождался. Когда вышел на свободу и спросил у ребят почему, то услышал, что они же борцы с системой, поэтому им нельзя маячить в поле зрения ментов, а деньги они поделили между собой только потому, что те были левые. Сразу возникли бы ненужные вопросы – откуда у тунеядцев такие суммы, и все бы только хуже пострадали. Ну я им сказал, что не надо путать борьбу с бегством, а победу с поражением, плюнул и ушел.