выступали против предыдущих проектов, обеспечил нейтралитет вооруженных сил и таким образом добился согласия кортесов с проектом Закона о политической реформе. Поддержка кортесов гарантировала законность референдума, организованного для ратификации Закона, который на самом деле являлся псевдозаконом, ведь он отменял то, что в соответствии с его содержанием он должен был реформировать, — весь проржавевший арсенал Основных законов. Вопреки призывам оппозиции воздержаться от голосования результаты референдума свидетельствовали о полной победе правительства и его председателя: с учетом 22,3 % воздержавшихся от голосования 94,2 % участников проголосовали за проект Закона, 2,6 % — против. Теперь Суарес обладал легитимными полномочиями для согласования с представителями оппозиции, от коммунистов до христианских демократов, политических действий, в результате которых в Испании впервые за сорок с небольшим лет должны состояться свободные выборы.

Между тем оппозиция существенно переработала свою стратегию. Одновременно была создана новая «Платформа демократических организаций», в которую, помимо участников «Демократической координации», вошли региональные политические группы. Первоначально «Платформа» выдвигала следующие условия для старта переговоров с правительством: чтобы положения референдума по поводу Закона о политической реформе включали созыв Учредительных кортесов, политическую амнистию, легализацию всех политических партий, восстановление всех автономных статутов 1930-х гг. и роспуск государственных и общественных институтов, связанных с диктатурой. Однако после референдума оппозиция сконцентрировалась на процессуальных проблемах, на содержании Закона о выборах, на требованиях легализации всех политических партий без предварительных разрешений государственных органов и роспуска институтов франкистского режима — Трибунала общественного порядка, Движения и государственной профсоюзной организации.

Таким образом, в начале 1977 г. характеристики политической ситуации были таковы: ультраконсерваторы отступали, реформаторы укрепили свою власть, демократическая оппозиция, отказавшись от «давления улицы» в пользу переговоров, перешла в наступление. Однако принципы новой системы пока еще только обсуждались, и органы охраны общественного порядка продолжали действовать по старым правилам. Не прошло и года с тех пор, как на волне забастовочного движения Фрага Ирибарне приказал перевести на военный режим работы почтовые службы и железнодорожную кампанию «Ренфе». Согласно Органическому закону 1967 г. силы правопорядка являлись частью вооруженных сил и продолжали действовать со свойственной им жесткостью, а нарушения общественного порядка по-прежнему находились в ведении военных трибуналов. В армии сформировалась оппозиция реформам, что стало ясно, когда в сентябре 1976 г. генерал Фернандо де Сантьяго отказался от поста заместителя премьер-министра (по обороне) в знак протеста против реформы профсоюзов, а два месяца спустя военные проголосовали против Закона о политической реформе вооруженных сил.

Ультраправые, которым не нашлось места в складывавшейся политической системе, решили спровоцировать панические настроения, чтобы воспользоваться ситуацией и заблокировать демократический процесс. Если нужно было создать условия для выступления военных, то благоприятный момент как раз настал. Поводом для провокации стало убийство молодого человека во время демонстрации в пользу политической амнистии на мадридской улице Гран-Виа. Виновники были связаны с ультраправой организацией «Новая сила», которая послужила основой для различных террористических групп, особенно для «Воинов Христа»[461]. На следующий день во время манифестации протеста против этого убийства от дымовой шашки, брошенной полицейским, погибла студентка. Террористы, связанные с франкистской Организацией профсоюзов, в здании на улице Аточа расстреляли восемь адвокатов и служащего юридического бюро, сотрудничавших с Рабочими комиссиями и КПИ. Пятеро из них скончались, четверо получили тяжелые ранения. Казалось, оживали картины Гражданской войны.

Успех террористов зависел не только от общественной поддержки или от содействия правоохранительных органов, но и от того, смогут ли они достичь главной цели — посеять страх в массах и ослабить институты власти. В 1977 г. экстремисты добились противоположного результата. Теракт на улице Аточа вызвал волну солидарности с Коммунистической партией. Коммунисты, проявив собранность и сдержанность, призвали участников митинга, пришедших к зданию, где произошло убийство, к спокойствию и мирному проведению манифестации в память о погибших. Это была первая массовая демонстрация, прошедшая под красными флагами, но в полной тишине, в атмосфере глубокой скорби: люди поднимали кулаки в знак солидарности[462], но к мести никто не призывал. Десятки тысяч людей заявили не только о поддержке переговоров между властями и оппозицией, но и о стремлении ускорить их, призывая к легализации всех партий, которые принимают в них участие. В тот вечер, во время похорон жертв теракта, процесс социального признания КПИ продвинулся далеко вперед. Тогда быстрее, чем в течение двух предшествующих лет, в общественном сознании разрушился образ коммуниста как чуждого нации элемента, иностранца, врага — образ, который долгие годы создавали франкисты.

Эмоциональная реакция на это ужасное преступление не только привела к легитимации КПИ, но и парализовала тех, кого должна была спровоцировать. Армия бездействовала, а чрезвычайное положение не было объявлено. Такие последствия теракта должны были бы признать и леворадикальные Группы антифашистского сопротивления Первого Октября (ГРАПО)[463], которые, как и «Воины Христа», стремились остановить демократические преобразования и, так же как и ультраправые, не видели другого способа, кроме провокации выступления вооруженных сил. Они полагали, что выступление армии обнаружит репрессивную природу политического режима и тогда произойдет народное восстание. ГРАПО ненавидели полицию и Гражданскую гвардию за подавление манифестаций и забастовок в пострадавших от экономического кризиса промышленных районах, таких как зоны Кадиса, Виго и Бильбао (многие боевики там родились). Помимо этого, они действовали исходя из своих идеологических установок — смеси ленинизма, маоизма и левых антиколониальных идей, — согласно которым убийство полицейского рассматривалось как шаг по революционному пути. Так ГРАПО оправдывали свои хаотичные террористические акты[464].

Если теракт на улице Аточа подтолкнул правительство на путь переговоров, то после случившихся в ту же неделю похищения боевиками ГРАПО Эмилио Вильяэскусы, председателя Верховного военного трибунала, и убийства полицейских левые партии уже не сомневались в том, что следует решительно двигаться вперед, к референдуму по поводу Закона о политической реформе. Вмешательство военных уже не могло остановить процесс демократизации. Реакция общества на январские теракты, решение тысяч людей не поддаваться страху и выйти на улицу, чтобы проводить погибших в последний путь, выступление средств массовой информации в поддержку демократии, поведение руководителей Коммунистической партии, спокойствие и сдержанность правительства — все это помешало террористам и справа, и слева осуществить свои планы: военное положение введено не было, а демократическая оппозиция не отступила.

Напротив, ускорился процесс переговоров и легализации политических партий. Адольфо Суарес совершил смелый поступок и легализовал Коммунистическую партию — это было первое важное решение, принятое в Испании без согласия военных и вопреки мнению большинства гражданского правительства. С этого момента началась активная подготовка к проведению выборов. Для участия в них было зарегистрировано более сотни партий, списки представляли собой, как тогда говорили, «мешанину из букв», что вызывало серьезные опасения, ведь подобный политический ажиотаж мог привести к слишком дробному составу парламента. Страхи