Адэр усмехнулся:

– Ты до сих пор надеешься?

– Я не горю, но не остыл, Адэр.

– Твой идеал – женщина на кухне, окружённая кучей детишек.

– Жёны маркизов не топчутся на кухне.

– Малике ничего другого ты не сможешь предложить. В отличие от Иштара.

Вилар вновь взял бокал. Покрутив его в руках, сделал глоток:

– Она вернётся. Я это чувствую, как чувствую биение своего сердца. Перед её отъездом мы редко виделись, но я знал, что в любую минуту могу всё бросить и приехать…

– Но не бросал и не приезжал.

– Ты не даёшь мне сказать.

– Потому что не хочу слушать, – оборвал Адэр и приложился к бутылке.

– У тебя что-то случилось? – спросил Вилар.

– Сегодня я провёл ужасную ночь. Словно побывал между жерновами.

– Врач тебя осматривал?

– Врачи не лечат кошмары, – промолвил Адэр, мысленно убеждая себя, что это был на самом деле сон: Иштар и Эйра, над ними звёздное небо, под ними смятые простыни, хриплое дыхание, тихие стоны…

– Я привёз новости, – сказал Вилар.

– Надеюсь, это хорошие новости. Они сейчас мне очень нужны.

– Важные. Что я получу за них? – пошутил Вилар, пытаясь выдернуть Адэра из рассеянного состояния.

– Я отдал бы тебе первенца, но у меня его нет. – Допив вино, Адэр отставил бутылку. – Говори, что привёз.

– Великий сдружился с правителем Залтаны, – сказал Вилар, понизив тон.

– Мой отец со многими дружит.

– Да… Но… кому он наносит ответные визиты?

– Великий ездил в Залтану?

– Дважды.

Адэр потёр переносицу:

– Леесса…

Вилар кивнул:

– Ей исполнилось шестнадцать.

– Думаешь, отец пытается за моей спиной устроить мой брак?

– Не я один. В кулуарах дворца только и говорят о твоей женитьбе на стране.

Небольшое государство Залтана находилось на северо-западе материка и не граничило с Тезаром. Снежные зимы и прохладное лето, полноводные реки и поля с цветущим разнотравьем. Полезных ископаемых почти нет. Промышленный сектор развит слабо. Однако Залтана входила в двадцатку самых богатых стран Краеугольных Земель, и всё благодаря хитроумному банковскому сектору: имена вкладчиков, их счета и движение денежных средств держалось в строгой тайне. Даже Трой Дадье со своей сетью агентов и лазутчиков не мог запустить щупальца в вотчину безмолвных банкиров.

У короля Залтаны была единственная дочь Леесса. Адэр видел её один раз: до совершеннолетия знатным девицам запрещалось выходить в общество. Встреча была случайной, мимолётной – в коридоре дворца её папеньки. Адэру исполнилось двадцать два, его интересовал не возраст девушек, а нечто иное. Смешная девочка с рыжими волосами и ореховыми глазами не произвела на него впечатления. Запомнились острые плечи, узкие бёдра и плоская грудь – хотя в десять лет какая может быть грудь?

Он слышал, что Леесса расцвела и превратилась в настоящую красавицу, но сейчас перед внутренним взором стояла девочка-подросток в модном платье, под которым скрывалось угловатое тело.

Видимо, Великий надумал руками сына прибрать к своим рукам преуспевающую банковскую систему. И если слухи дойдут до наследного принца Толана, на строительстве города развлечений можно будет поставить крест. Хотя Толан никогда не говорил, что мечтает породниться с правящей династией соседнего государства, Адэр знал о его стремлении расширить границы Росьяра. Это можно сделать лишь с помощью Леессы – в Залтане действовал закон, предусматривающий передачу трона наследнице по женской линии.

Голос Вилара выдернул Адэра из раздумий:

– Ещё одна новость. Престолонаследник Партикурама находится при смерти.

– Норфал? – воскликнул Адэр.

– Это тщательно скрывается, но говорят: его дни сочтены.

– Бог мой… – пробормотал Адэр.

Известие ударило в самое сердце. Норфал… Весельчак и балагур, неизменный спутник Адэра в похождениях… Он первым подошёл к Адэру на балу в Росьяре, тем самым выказав прилюдно уважение к правителю отвергнутой страны. Одним из первых направил в Грасс-дэ-мор гуманитарную помощь, когда лютой зимой самым ходовым товаром в бывшей колонии были доски на гробы.

Король Партикурама попал в шаткое положение. Кроме Норфала у него есть младшая дочь, и если в срочном порядке не изменить Закон «О престолонаследии», после смерти наследника по мужской линии король не сможет передать трон дочери.

– Он младше меня на два года, – произнёс Адэр, обхватив лоб ладонью. – Что с ним?

– Никто не знает. И не советую звонить к нему и спрашивать напрямую. И ещё. – Вилар вытащил из кармана газетную вырезку и дал Адэру. – Но это не так важно.

Адэр пробежался глазами по заголовкам статей, в нижнем углу прочёл: «Работа в Толстосумах»:

– Что это?

– Окрестности замка, которые ты назвал Мадраби, в народе получили другое название: «Толстосумы».

– Сегодня день дурных вестей.

Адэр скомкал газетную вырезку в кулаке и со злостью швырнул её в небо. Парень бросил мяч и, взметнувшись как чёрный смерч, поймал бумажный шарик.

– Мне жаль, что я их принёс, – проговорил Вилар.

– Не ты один.

– Что-то ещё случилось?

Наблюдая, как Парень рвёт бумагу на мелкие клочки, Адэр кивнул:

– Маркиз Безбур подаёт в отставку.

Вилар побледнел:

– Не шути так.

– Как бы я хотел, чтобы это была шутка.

– Он подал прошение?

Адэр провёл ладонью по лицу.

– Лучшего финансиста нам не найти, – сказал Вилар и, вскочив, принялся ходить вокруг скамьи. – А причина?

– Ему шестьдесят лет, как и моему отцу. Но моего отца силком с трона не скинешь, а этот решил, что ему пора на заслуженный отдых.

Облокотившись на колени, Адэр поник плечами. Кроме него ни один человек в мире не знал истинную причину. Регистрационная Палата активизировалась. Требования отдать алмаз на экспертизу сыпались на голову как переспевшие яблоки с дерева. Мави Безбур до последнего надеялся, что Анатан найдёт настоящий алмаз, хотя бы немного похожий на поддельный. Но Анатан, как ни старался, ничем не мог порадовать. И у маркиза сдали нервы.

Адэр мог бы обвинить Безбура – главного финансиста страны – в предательстве: ведь это с его согласия Эйра показала на аукционе подделку. И после аукциона маркиз стоял на своём, мол, он вместе с Эйрой придумает, как выбраться из ямы. Но теперь, оставшись без сообщницы, струсил. И нажать на него нельзя: вдруг в страхе растрезвонит по всему свету, что банковская система Грасс-дэ-мора держится на обмане.