«За густой завесой усов видна только часть лица. В его словоохотливости слышна некая мягкость, на полных губах постоянно присутствует легкая улыбка, но за этой внешней доброжелательностью чувствуются властность и сила, присущие хищному зверю. Этот симпатичный улыбающийся рот может внезапно раскрыться и поглотить собеседника. У него выступающий подбородок, эдакая перевернутая чаша, обращенная выпуклой стороной наружу. Взгляд дружелюбно-недоверчивый, лучезарно-испытующий или слепяще-холодный, решительно настроенный на то, чтобы не дать вам возможности догадаться о том, какие мысли и чувства испытывает этот человек, пока он сам не сочтет нужным поделиться ими. Хотя Бисмарк уже выступил в ландтаге с двумя длинными монологами, он, не переставая, говорил с 5.30 до 8.30, слушал только себя и не позволял его перебивать»9.

«Раньше я и сам был сторонником свободной торговли как собственник поместий. Теперь я перестроился и хочу забыть свои прежние ошибки… Нам необходимо ввести тарифы на табак, спирт, возможно, на сахар, несомненно, на нефть, может быть, на кофе, и я не возражал бы против тарифов на зерно, которые были бы нам полезны в противостоянии с Россией, а также с Австрией»11.

«Когда депутатское большинство в рейхстаге срывает его планы, то он, выражая свое неудовольствие, обычно не скупится на язвительные комментарии. На этот раз он ограничился тем, что пошутил в адрес несчастных министров, которым пришлось защищать злополучный законопроект»13.

«По дороге в Аумюле и Фридрихсру-парк мне попался на глаза князь, медленно пересекавший с собаками залитое солнцем поле. Я подошел к нему, и после обмена приветствиями мы продолжили путь вместе. Он был в прекрасном настроении, без умолку говорил о пользе для его здоровья длительных прогулок и лесного воздуха. Когда он прервался на секунду, я сказал: «Поступили очень важные телеграммы». Он спросил в шутливом тоне: «И они настолько срочные, что мы должны заняться ими здесь же, в открытом поле?» Я ответил: «К сожалению. Вести ужасные. Совершено еще одно покушение на жизнь кайзера, и на этот раз в него попали. Кайзер серьезно ранен». Князь остановился как вкопанный. Он с силой воткнул в землю дубовый прогулочный посох и с глубоким придыханием, словно его пронзила мысленная молния, сказал: «Тогда мы распускаем рейхстаг». Быстрым шагом он пошел к дому, по пути расспрашивая о деталях покушения»15.

«Князь только что вернулся от кайзера. Сильный по натуре человек был настолько взволнован, что ему пришлось выпить, прежде чем начать говорить. «Старик лежит там распростертый в постели, посреди комнаты, руки полностью обернуты марлей и вытянуты подальше от тела, а на голове пузырь со льдом, – жалостный и несчастный! За ним ярко светит лампа. Лицо его заметно осунулось, но он в ясном уме и настроен на деловой лад. Видно, что он страдает от боли, и, хотя ему надо было многое сказать по вопросам, которые его действительно интересуют, он через некоторое время кивком головы попросил меня уйти». Затем князь несколько часов провел у кронпринца, который вначале был рассержен тем, что не присутствовал при разговоре в больнице. Князь сказал Карлу, что кронпринц должен позаботиться о своей собственной безопасности, поскольку все указывает на то, что за обоими покушениями стоит интернационал. Они хотят «убрать кайзера и кронпринца, с тем чтобы возвести на трон ребенка и развязать себе руки». Сегодня состоялся большой совет министров. Проблема в том, что в конституции рейха не прописан случай временной недееспособности кайзера, и кронпринц не может взять на себя власть без объявления полного регентства. Необходимо принять столько важнейших решений: о введении чрезвычайного положения, о роспуске рейхстага и т. д. Князь отрастил белоснежную густую бороду и выглядит так же нелепо, как и его брат Бернхард. Вечером он несколько раз навещал кайзера. «Бедный старик не выходит у меня из головы». Настроение тягостное и унылое, попрана стародавняя прусская верность, на наше национальное достоинство легло позорное пятно, которое ничем не смыть»16.