— Мне нужна Мария-Антония Санауха, — сказал я.

— Вы врач? — спросил он.

Я оттолкнул его и вошел. Планировка этажа не отличаласьоригинальностью: гроздья узких и темных комнат теснились по обеим сторонамдлинного коридора, упиравшегося в большое окно, выходившее в световой колодец.Зловоние, распространявшееся от водопроводных труб, отравляло воздух. Человек,открывший мне дверь, в растерянности замер на пороге. По-видимому, это был одиниз постояльцев пансиона.

— Где ее комната? — спросил я.

Он молча смотрел на меня с невозмутимым выражением. Явытащил револьвер и помахал им перед его носом. Человек, не теряя спокойствия,указал на последнюю дверь по коридору рядом с отдушиной светового колодца. Янаправился в ту сторону и, обнаружив дверь запертой, принялся взламывать замок.Остальные жильцы высыпали в коридор — сонм потерянных душ, будто бы годами невидевших солнечного света. Я вспомнил дни, когда сам бедствовал и жил впансионе доньи Кармен. И прежнее мое жилище показалось новым отелем «Ритц» посравнению с этим убогим чистилищем, которое являлось лишь одной из многих ячеекв сотах Раваля.

— Возвращайтесь к себе, — велел я.

Меня словно никто не услышал. Я вскинул руку, демонстрируяоружие. В следующее мгновение все разбежались по комнатам, точно испуганныемыши, кроме рыцаря печального образа. Я вновь сосредоточил усилия на двери.

— Заперто изнутри, — пояснил постоялец. — Онане выходила весь день.

Запах, навевавший ассоциации с горьким миндалем, сочился изщели под дверью. Я несколько раз грохнул в дверь кулаком, но отклика непоследовало.

— У домохозяйки есть универсальный ключ, — проявилинициативу постоялец. — Если вы подождете… Полагаю, я вернусь быстро.

Вместо ответа я отступил к противоположной стене коридора ис разбегу навалился на дверь. Замок не выдержал натиска и подался. Едва яочутился в комнате, мне в ноздри ударил кислый тошнотворный смрад.

— Боже мой, — прошептал постоялец за моей спиной.

Бывшая звезда Паралело лежала, вытянувшись, на койке,бледная и покрытая испариной. Губы у нее почернели. Увидев меня, онаулыбнулась. В руках она судорожно сжимала склянку из-под яда. Она выпила отравудо последней капли. Тяжкий запах ее дыхания, крови и рвоты наполнял комнату.Постоялец зажал ладонью рот и нос и ретировался в коридор. Ирене Сабинокорчилась у меня на глазах, тогда как яд разъедал ее внутренности. Смерть неспешила к ее смертному ложу.

— Где Марласка?

Она посмотрела на меня мутным взглядом сквозь слезы агонии.

— Я больше ему не нужна, — сказала она. — Онникогда меня не любил.

Голос был хриплый и скрежещущий. Приступ сухого кашля исторгиз ее груди душераздирающий стон, и в следующее мгновение на губах выступилатемная жидкость. Ирене Сабино взирала на меня, с огромным усилием цепляясь заедва теплившуюся в ней жизнь. Схватив меня за руку, она лихорадочно стиснулаее.

— Вы прокляты, как и он.

— Что я могу сделать?

Она медленно покачала головой. Новый приступ кашля сотряс еегрудь. Сосуды в глазах полопались, и белки покрылись сеткой кроваво-красныхпрожилок.

— Где Рикардо Сальвадор? Он лежит в могиле Марласки, вмавзолее?

Ирене Сабино качнула головой. Губы беззвучно произнесли однослово: «Хако».

— А где тогда Сальвадор?

— Он знает, где вы. Он вас видит. Он придет за вами.

Я решил, что у нее начался бред. Пальцы, сжимавшие мою руку,слабели.

— Я любила его, — сказала она. — Он былхорошим человеком. Хорошим. Тот, другой, его изменил. Он был хорошим человеком…

Мучительный стон страдающей плоти слетел с ее губ, телосвело судорогой. Ирене Сабино умерла, глядя мне в глаза, и унесла с собойнавсегда тайну Диего Марласки. Я остался последний.

Я закрыл ее лицо простыней и вздохнул. Постоялец, стоявшийна пороге комнаты, перекрестился. Я огляделся, пытаясь найти хоть что-нибудь,что могло помочь мне, какой-нибудь знак, указание, каким должен быть мойследующий шаг. Ирене Сабино провела последние дни в каморке длиной четыре метраи шириной не больше двух. Железная кровать, на которой покоилось ее тело, шкафс противоположной стороны и столик у стены — вот и вся обстановка. Под койкой,рядом с ночным горшком и шляпной картонкой, виднелся чемодан. На столе стоялитарелка с хлебными крошками и кувшин с водой. Там же лежала стопка чего-то, чтоя издали принял за почтовые открытки и оказавшееся при ближайшем рассмотрениибумажными иконками с изображениями святых и извещениями о смерти и похоронах.Еще был предмет, завернутый в белую ткань, по форме напоминавший книгу. Яразвернул его и обнаружил экземпляр «Шагов с неба», который я надписал длясеньора Семпере. Сострадание, которое я почувствовал, глядя на агониюнесчастной, испарилось бесследно. Женщина убила моего близкого друга, чтобыотнять поганую книгу. Я вдруг вспомнил, что сказал мне Семпере, когда я впервыепереступил порог его лавки. А он сказал, что в каждой книге живет душа — душанаписавшего ее человека и всех тех, кто ее читал и мечтал над ней. Семпереумер, не изменив своей вере, и он успел понять, что Ирене Сабино, на свой лад,тоже в это верит.

Перечитав посвящение, я перелистал книгу. Первую пометку янашел на седьмой странице. Бурые стрелки исчеркали лист, образуя шестиконечнуюзвезду, точно такую же, как Ирене Сабино вырезала у меня на груди лезвиембритвы несколько недель назад. Я определил, что линии начертаны кровью. Я сталперелистывать страницы дальше и увидел новые рисунки. Губы. Рука. Глаза.Семпере пожертвовал жизнью ради примитивного глупого колдовства, достойногоярмарочного балагана.

Я спрятал книгу во внутренний карман пальто и опустился наколени подле постели. Вытащив из-под кровати чемодан, я вывалил содержимое напол. Там хранились только поношенная одежда и стоптанные туфли. Я открылшляпную картонку и обнаружил там кожаную шкатулку, где лежало бритвенноелезвие, которым Ирене Сабино нанесла знаки, украшавшие теперь мою грудь.Внезапно по полу пролегла тень, и я резко повернулся, вскинув револьвер наизготовку. Высокий тощий постоялец взирал на меня с оттенком удивления.

— Мне кажется, у вас появилась компания, — простосказал он.

Я выскочил в коридор и подошел к двери. Выглянув налестничную клетку, я услышал тяжелые шаги, поднимавшиеся по ступеням. В проемемелькнула голова, задранная вверх, и я натолкнулся на взгляд сержанта Маркоса,стоявшего двумя этажами ниже. Он исчез, и шаги ускорились. Он явился не один. Язахлопнул дверь и привалился к ней, лихорадочно соображая. Мой сообщник смотрелна меня без паники, но выжидательно.

— Есть здесь какой-нибудь другой выход? — спросиля.

Он покачал головой.

— Выход на асотею?