несколько секунд, но так до сих пор и не понял, как ему это удалось. В любом случае, знания о материале, из которого изготовлены поверхности в этой комнате, у него имелась, и материал этот…

Иессей задумчиво почесал затылок: «Призрачная вода хранит жизнь яблони, стремящейся к вечности? Кокон бдения в памяти мнимого подобия? Что это вообще может значить?» — глубоко озадаченный, он сел на обитый парчой стул и осушил кубок.

***

— Неплохо для необученного человека. Но не более. — Гулко пробасил оборотень-берсерк и опёрся могучими руками о край стола. Его медвежьи когти, венчавшие похожие на человеческие пальцы, со скрипом вошли в столешницу, сделанную из того же материала, из которого была сделана и комната для допросов, но никто из присутствующих не обратил на это внимание. Конечно, стоит берсерку убрать руки, как следы когтей на зачарованной древесине тут же исчезнут, словно их и не было, однако несколько неприличное действие берсерка было проигнорировано по иной причине.

— И всё же этот человек имеет при себе артефакт куда более ценный, чем может быть у кого-то его статуса. Есть над чем задуматься. — Прокомментировал увиденное очень старый и замшелый из-за этого фиор, который, к слову, не убирал мох со своего тела именно потому, что дожил до того возраста, которым мог по праву гордиться.

На стол, вокруг которого собрался весь совет лидеров Свитков Ма, как и на комнату для допросов, была наложена сложная система зачарований, сущность которой повергла бы в шок и негодование большинство химер, не состоящих в культе. И дело было вовсе не в силе и эффективности таковых, на голову превосходящих возможности тех же химер Тетиса, а метод зачарования. В прочем, в шок повергли бы не-культистских химер также и деятельность химер культистских, и уж тем более существование Авалона. Собственно, в этом и крылся секрет зачарования, точнее, полное его отсутствие — разработка, как и наложение системы зачарований являлись совместным усилием химер разных народов, которые, согласно тем самым «свиткам», были полностью равны перед Праматерью, а значит, и перед друг другом. Можно сказать, в этом был основной принцип Свитков Ма, можно даже не брать в расчёт веру, цели и всё им сопутствующее.

— Артефакт? Ты про этот Харлан? Но ведь он едва до среднего дотягивает, это даже не продвинутая категория. Над чем тут задумываться вообще? — Недоумевающе воскликнула девочка-подросток, якшини из народа вараха, которая уже какое-то время, пребывая в глубоком раздумье, сама того не замечая, поддалась вредной привычке, от которой всё никак не могла отучиться. Будучи вепреобразной химерой, она обладала выпирающими из слегка вытянутой вперёд челюсти клыками, кои у её рода по мере взросления покрывались накопленным в организме металлом, как и прочие зубы, и ногти, и даже кости. Подобное считали вредной привычкой только сами вараха, но и других порой раздражали эти щелчки.

— Юная Абигайль, в таланте тебе не занимать, но вот недостаток опыта виден даже в таких, казалось бы, простых вещах. — Отчитал молодую якшини старый фиор. Несмотря на их равное положение как лидеров культа подобное обращение не могло быть расценено как неуважение, отношения между лидерами были весьма доверительными, и фиор действительно переживал о недостатке опыта якшини. Как бы от ни было, он по праву гордился собой как её наставником. — Думаю, после того, как мы разберёмся с насущными вопросами, тебе, Абигайль, стоит начать брать миссии в мире за стенами Авалона. Но это после, а сейчас знай — что для нас всего лишь средненькие артефакты, в рамках мира людей едва ли не сокровища.

— Я отсюда ни ногой, пока мы не узнаем, что здесь вообще происходит! — Сразу же запротестовала Абигайль и наклонилась над столом.

Человек Иессей, чья крохотная фигурка расположилась на крохотном обитом парчой стуле и потягивала тропическую живицу из крохотного серебряного кубка, не почувствовал, как над ним нависла голова юной якшини. Он ничего не почувствовал и в тот момент, когда Абигайль увеличила Иессея, и даже тогда, когда девушка отмотала время записи назад и изучила применение Иессеем Харлана Души и Тела в замедленном режиме. Современник Вэ Соли назвал бы то, что происходило на столе, просмотром голографического изображения, и оказался бы близок к пониманию происходящего. Духовная технология, применённая в столе, кардинально отличалась от голограммы уже хотя бы тем, что действительно показывала и сохраняла в памяти зачарования всё происходящее в комнате вплоть до последнего атома. Но вряд ли такая точность помогла бы с решением неразрешимой задачи, столь неожиданно возникшей перед советом лидеров Писем Ма.

— Привет, народ! Эй, вы чего все такие серьёзные? — Бодрый очаровывающий голос нарушил атмосферу сосредоточения, царившую здесь до этого момента.

Все собравшиеся химеры, как один, обернулись на голос.

Напрочь игнорирующей общее настроение была ворвавшаяся безо всяких приличествующих церемоний демоница. Суккуба, если точнее. И это всё объясняло.

Изначально суккуба была в своём исконном облике. Большие перепончатые крылья, напоминающие таковые у Веты, отличались, исключая мелкие детали, чистым угольным цветом без каких-либо серебристых и красных прожилок и наличием чешуи на каркасе. Столь же угольные, как и крылья, волосы отличались не только безупречной укладкой, но и чрезмерной толщиной, из-за чего походили на произведение художника, которому взбрело в голову сделать парик из проволоки прекрасным. Зернистая, словно выбеленная мраморная кожа сильно контрастировала с крыльями и волосами и не менее сильно контрастировала с неким подобием одежды, выбранной под цвет крыльев и находящейся где-то на границе между пеньюаром и нижним бельём, изобретение коего и его последующие эротические вариации суккубы считали одним из величайших достижений своей культуры, что, с учётом очевидной сексуальности её тела (особенно в рамках людских предпочтений), могло бы вогнать в краску многих жителей человеческого мира тех времён.

Собравшихся здесь химер столь откровенный внешний вид демоницы смутить не мог ввиду того, что все они были привычны к характеру и наклонностям этого причудливого демонического народа, как положительным, так и отрицательным. В число последних входила не только склонность к гедонизму, но и нездоровое пристрастие к разного рода провокациям, поэтому последующие действия суккубы также не смутили собравшихся, а, скорее, наоборот, вызвали усмешки и тем самым немного разрядили обстановку.

Суккуба также бодро, как и поприветствовала всех ранее, направилась к старому фиору, по пути меняя внешность. Суккубьими остались только глаза чёрного пламени и демонические крылья, всё остальное приобрело форму молодой фиоры, ровесницы якшини, чем вогнала в краску старика. Дело было в произошедшем недавно инциденте, а именно открывшемся тайном романе фиора, руководившего духовной семинарией Авалона, с одной из своих подопечных.