Простиравшиеся по обе стороны тракта луга были усеяны россыпью полевых цветов всевозможных сортов и оттенков. Шедший впереди юноша неоднократно останавливался и с явным наслаждением вдыхал витавший всюду нежный сладковатый аромат, из-за чего Иессей начал с завистью посматривать на своё подобие — для путешествующих по мнимой вселенной душ запахи были не доступны. Вета, которую поведение Иессея довольно быстро начало раздражать, закатила глаза и демонстративно вздохнула, после чего погрузила руку в полупрозрачную голову святого. Иессей подпрыгнул, не то от боли, не то от неожиданности, и собрался было выдать обиженный возглас, но вдруг замер и, в точности так же, как его подобие, с наслаждением вдохнул цветочный аромат, после чего группа продолжила путь.

По мере приближения к скале с башнями стало ясно (если не всем четверым, то уж Соли и Вете точно), что прилегающая к ней территория предназначена подчеркнуть изысканный вкус и бездонный кошелёк её владельца. Не только сами башни, но и окружавшая скалу высокая городская стена казались скорее украшениями, чем жизненно необходимыми постройками, а окружавший стену яблоневый сад был посажен вовсе не ради яблок, о чём свидетельствовали как сами более чем ухоженные деревья, так и многочисленные, отнюдь не простецкие скамьи и беседки, изредка занятые довольными жизнью горожанами.

В общем, Иессей с его подобием восторженно осматривались, а Соли с Ветой затеяли своеобразный поэтический поединок с выдвижением гипотез о том, что из себя представлял местный феодал. По ходу поединка самой безобидной оказалась гипотеза о том, что «дорвавшийся до власти плод насильного инцеста всю страну смог извести и создал это место». Иессей, дабы хоть как-то сохранить чувство прекрасного, старался держаться вне зоны досягаемости поэзии сомнительного качества и содержания.

Путешественник и его невидимая свита добрались городской стены, и, если её высота ещё могла быть целесообразной в оборонительных целях, то ворота в город совершенно очевидно были куда выше необходимого. И ворота, и стена были украшены множеством барельефов, что заставило Соли и Вету забыть о поэтическом поединке — они переключились на обсуждение того, какой из барельефов наиболее удобен для скалолазания и, как следствие, тайного проникновения в город всех неприспособленных к полётам личностей. Иессей в который уже раз покосился на своих проводников и тяжело вздохнул.

Наконец, подобие Иессея попыталось пройти сквозь арку городских ворот и было остановлено двумя привратниками, до того праздно игравшими карты и потому слабо напоминающими стражей порядка на посту.

— Куда прёшь, малец? — Грубо одёрнул парня один из привратников на чистом сервилическом наречии, и преградил ему путь.

Если все остальные встречавшиеся до сих пор горожане были определённо людьми, то привратники людьми определённо не были. Первый привратник совершенно очевидно являлся ба’астидом, второй же, остановивший юношу, оказался вервольфом, что было не так очевидно. В любом случае, оба они принадлежали к народам химер, и так называемый малец с широкой улыбкой ответил:

— Приветствую вас, достопочтимые воины. — Хоть этот человек и говорил также на языке сервили, но делал он это весьма посредственно, с ужасным акцентом, с трудом подбирая слова. — Я долго путешествовал к знаменитой цитадели Авалон. Верно ли я иду?

— Идёшь ты верно. — Нахмурился вервольф. — Но с чего ты взял, что мы тебя пропустим?

— Но… — Подобный Иессею человек беспокойно покосился в сторону проходящей сквозь арку ворот группу пышно одетых горожан, которые тоже косились на него и по совместительству посмеивались. — Они ведь прошли…

— Конечно, они прошли. Мы останавливаем только мутных типов. А ты как раз мутный тип.

— Мут-ный тип? — Растерялся юноша, сильно исковеркав незнакомую фразу.

— Сомнительная личность. — Раздражённо пояснил вервольф.

— Да вышвырни ты его уже! — Не менее раздражённо крикнул ба’астид и в сердцах бросил карты на стол.

— Подождите! — Переполошился юноша. — Я совсем не сомнительный! Меня зовут Иессей, сын Самуила, из рода Ивуалского, я отправился в путешествие к Авалону, чтобы обучиться духовной магии, познать тайны мироздания и трудиться во благо мира.

— Притормози, малец. — Мягко осадил Иессея-человека вервольф и заговорил не без доли сочувствия. — Уж не знаю, насколько длинным был твой путь…

— От моря Альдагского, с восточного берега. — С готовностью пояснил Иессей-человек.

— Ничего себе! Взбрело же тебе в голову через половину континента на своих двоих…

— Лошадь украли…

— И лошадь у него украли… Всё, перестань перебивать и дослушай до конца.

— Да!

Вервольф поморщился от преисполненного энтузиазмом возгласа юноши:

— Авалон, это место, созданное нашим культом, культом «Свитки Ма»…

— Да-да, я знаю!

— Велел же не перебивать! — Рявкнул вервольф, и по его коже мимолётно прокатилась волна трансформации в волчье обличье.

— Простите. — Виновато сжался Иессей-человек.

Вервольф успокоился и продолжил с едва заметным налётом печали:

— Несколько столетий назад наше братство прибыло в мир людей, следуя цели, которая с вашей человеческой расой никак не связана. Авалон, это не просто главная цитадель химер в вашем мире, это сердце Свитков Ма. Наставники в Авалоне не станут учить не-химеру контролю над духовной энергией просто так. Исследователи в Авалоне не возьмут в помощники кого попало. Что же до блага этого мира, то мало кто из ищущих Мать занимается подобным, а если и занимается, то лишь в качестве увлечения, вроде ваяния из камня или… не знаю, разведения каких-нибудь слизней. Ты всё понял?

— Конечно! — С готовностью подтвердил Иессей-человек. — Раз я хочу познать тайны мира и изучить магию, то мне нужно проявить себя с лучшей стороны, а ещё показать свою полезность для братства химер.

— Ты ни черта не понял! Человеческие богачи приезжают сюда в надежде купить обучение, и их богатства не гарантируют им ничего. Человеческие учёные приезжают сюда в надежде отточить свои знания и убираются восвояси, узнав лишь то, что все их знания не более чем мусор. А всякий сброд соваться к Авалону даже не пытается, потому что человеческие алчность, вера или жажда приключений нами видятся не более чем помехой. Я трачу на тебя своё время только потому, что ты знаешь наш язык и мне всё равно нечего делать, но, хочешь ты того или нет, тебе здесь не место. Возвращайся, откуда пришёл.

Иессей-человек не собирался так легко сдаваться, что, в общем-то, было неудивительно для юноши, который ради своей мечты в одиночку совершил путешествие, как ему казалось, на край света. И первым, что пришло ему в голову, было вовсе не тайное проникновение в город по барельефам на стенах, а:

— Разве в Авалоне не нужны какие-нибудь работники? Я мог бы устроиться плотником или кожевенником, разбираюсь в ткачестве, я даже счёту с грамотой