— Ральф, не забывайте, кто мы. То, что мы люди,второстепенно. Прежде всего мы — слуги церкви, духовные пастыри.

— Когда я вернулся из Австралии, вы располагали нашикачества в ином порядке, Витторио.

— Тогда речь шла о другом, и вы это знаете. С вамисегодня трудно. Я говорю о том, что мы не можем сейчас рассуждать просто каклюди. Мы обязаны рассуждать как духовные пастыри, ибо это в нашей жизни превышевсего. Что бы каждый из нас ни думал сам по себе, как бы ни хотел поступать, мыобязаны сохранить верность не какой бы то ни было мирской власти, но церкви! Мыдолжны быть верны его святейшеству папе — и никому другому! Вы дали обетпослушания, Ральф. Неужели вы снова хотите его нарушить? Во всем, что касаетсяблага церкви, святой отец непогрешим.

— Он ошибается! Его суждения предвзяты. Все его усилиянаправлены на борьбу с коммунизмом. Германия для него — самый надежный врагкоммунизма, единственная препона продвижению коммунизма на запад, и он хочет,чтобы Гитлер прочно держался у власти в Германии, так же как его вполнеустраивает Муссолини в роли правителя Италии.

— Поверьте, Ральф, вам известно не все. А он — Папа, ион непогрешим. Если вы отрицаете это, вы отрицаете самую веру свою.

Дверь скромно, но поспешно отворили.

— Ваше высокопреосвященство, к вам генерал Кессельринг.

Оба прелата встали, следов горячего спора на лицах как небывало, оба улыбались.

— Очень приятно вас видеть, ваше превосходительство.Садитесь, пожалуйста. Не выпьете ли чаю?

Беседа продолжалась по-немецки — в ватиканских верхах многиесвободно изъяснялись на этом языке. Сам Папа очень любил и говорить по-немецки,и слышать немецкую речь.

— Спасибо, монсеньер, с удовольствием выпью. Во всемРиме только у вас и можно отведать такого превосходного, настоящего английскогочаю.

Кардинал Витторио простодушно улыбнулся.

— Я приобрел эту привычку в бытность мою папскимлегатом в Австралии — и так и не смог от нее отучиться, несмотря на то что яистинный итальянец.

— А вы, святой отец?

— Я родом ирландец, господин генерал. Ирландцы тоже сдетства привычны к чаю.

Генерал Альберт Кессельринг всегда смотрел на архиепископаде Брикассара с симпатией — среди мелкотравчатых елейных прелатов-итальянцевтак приятно встретить человека прямого, безо всякой изворотливости и хитрости.

— Всегда поражаюсь, как чисто вы говорите по-немецки,святой отец, — сказал он.

— Просто у меня есть способности к языкам, господингенерал, а это, как и всякие другие способности, не стоит похвалы.

— Чем можем мы служить вашемупревосходительству? — любезно осведомился кардинал.

— Вероятно, вы уже слышали о судьбе дуче?

— Да, ваше превосходительство, слышали.

— Тогда вам отчасти понятно, почему я пришел. Пришелзаверить вас, что все в порядке, и узнать — может быть, вы передадите от менясообщение в летнюю резиденцию Папы, в Кастель Гандольфо? Я сейчас слишком заняти не имею возможности отправиться туда сам.

— Сообщение мы передадим. Так вы очень заняты?

— Естественно. Должно быть, вам понятно, что теперь мы,немцы, оказались здесь во враждебной стране?

— Здесь, господин генерал? Здесь вы не на итальянскойземле, и ни один человек здесь не враг, если он не носитель зла.

— Прошу меня извинить, монсеньер. Естественно, я имел ввиду не Ватикан, но Италию. А в отношении Италии я должен действовать так, какприказывает мой фюрер. Италия будет оккупирована, и мои солдаты, которые до сихпор были союзниками, возьмут на себя обязанности полицейских.

Архиепископ Ральф сидел в непринужденной позе, по лицу егоникак нельзя было предположить, что ему ведомы какие-либо столкновенияидеологий; он внимательно присматривался к посетителю. Неужели тот не знает,что творит его фюрер в Польше? Как он может не знать?

Кардинал Витторио изобразил на своем лице тревогу.

— Дорогой генерал, но вы же не введете войска в Рим?Нет, нет, только не в Рим — подумайте о его истории, о бесценных памятниках старины!Войска на наших семи холмах — ведь это будет означать борьбу, разрушения.Заклинаю вас, не делайте этого!

Генерал Кессельринг, казалось, смутился.

— Надеюсь, до этого не дойдет, монсеньер. Но я ведьтоже принес присягу и должен повиноваться приказу. Я должен исполнять то, чегопожелает мой фюрер.

— Но вы попробуете вступиться за нас, генерал? Прошувас, вы должны попытаться! — быстро заговорил архиепископ Ральф, онподался вперед в кресле, взгляд широко раскрытых глаз завораживал, прядь чутьпосеребренных сединой волос упала на лоб; он отлично понимал, как действует нагенерала его обаяние, и без зазрения совести этим пользовался. — Знаете,несколько лет назад я ездил в Афины. Вы бывали в Афинах, сэр?

— Да, был, — сухо ответил генерал.

— Тогда вы, конечно, знаете эту историю. Как случилось,что в не столь уж давние времена люди решились разрушить здания на вершинеАкрополя? Господин генерал, Рим был и остается памятником двух тысячелетийбережного внимания, заботы, любви. Прошу вас, заклинаю: не подвергайте Римопасности!

Генерал не сводил глаз с говорящего, и во взгляде этомсквозило почти испуганное восхищение; ему самому была очень к лицу генеральскаяформа, но еще больше украшала архиепископа де Брикассара сутана с примесьюцарственного пурпура. Он тоже казался солдатом, воином с худощавым стройнымтелом и с ликом ангела. Должно быть, таков архангел Михаил — не милый юноша сполотен эпохи Возрождения, но великолепный зрелый муж, тот, кто любил Люцифераи поборол его, тот, кто изгнал из рая Адама и Еву, сразил змия, кто стоял поправую руку Господа Бога. Знает ли Ральф, каков его облик? Что и говорить,такого человека не забудешь.

— Я сделаю все, что только в моих силах, монсеньер,обещаю вам. Признаться, до некоторой степени тут решает и мой голос. Как вамизвестно, я человек культурный. Но вы многого хотите. Если я объявлю Римоткрытым городом, значит, мне уже нельзя будет взорвать мосты или обратитьздания в крепости, а это в конечном счете может оказаться невыгодно дляГермании. Какие у меня гарантии, что Рим не отплатит мне за мою добротупредательством?

Кардинал Витторио, причмокивая губами, что звучало какпоцелуй, гладил свою очередную любимицу — теперь это была изящная сиамскаякошка; после слов Кессельринга он кротко улыбнулся и посмотрел на архиепископа.

— Рим никогда не платит предательством за доброту,господин генерал. Я уверен, когда у вас найдется время навестить летнююрезиденцию Папы в Кастель Гандольфо, вам дадут те же гарантии. Ну-ну, Хенси,прелесть моя! Ах ты красавица!