Однако они не вернулись. Пока Девятая дивизия ждалатранспортных судов, чаши весов опять качнулись в другую сторону: Восьмая армияпоспешно отступала от Бенгази. И премьер Черчилль заключил сделку с премьеромКертином. Девятая Австралийская дивизия останется в Северной Африке, а взамендля обороны Австралии морем доставлена будет одна американская дивизия. Беднягсолдат перебрасывали взад и вперед по решению, принятому правителями даже неих, а чужих стран. Небольшая уступка здесь — небольшой выигрыш там.

Но для Австралии это был тяжкий удар, когда Англиявытряхнула из гнезда на дальневосточном краю Британской империи разом всехцыплят, пусть даже Австралия — птичий двор, щедрый и многообещающий.

Вечер 23 октября 1942 года в пустыне выдался на редкостьтихий. Пэтси немного подвинулся в темноте и, как маленький, уютно прильнулголовой к плечу брата. Джиме одной рукой обнял его за плечи, и они затихли, безслов понимая друг друга.

Сержант Боб Мэллой подтолкнул рядового Кола Стюарта.

— Парочка гомиков, — сказал он с усмешкой.

— Так тебя растак, — отозвался Джиме.

— Ну же, Харпо, скажи словечко, — пробормотал Кол.Пэтси ответил обычной своей ангельской улыбкой, едва различимой в потемках, и,раскрыв рот, в точности изобразил, как трубит Харпо Макс. Со всех сторон задесяток шагов зашикали на него: на фронте тревожно, ведено соблюдать тишину.

— Фу, черт, ждешь и ждешь, меня это прикончит, —вздохнул Боб.

— А меня прикончит, что надо молчать! — вдругкрикнул Пэтси.

— Заткнись, шут гороховый, не то я сам тебяприкончу! — хрипло рявкнул Кол и потянулся за винтовкой с примкнутымштыком.

— Тише вы! — донесся громкий шепоткапитана. — Какой болван там разорался?

— Это Пэтси! — хором отозвался десяток голосов.Дружный бодрящий хохот прокатился над минными полями и замер, перебитыйнегромкой, яростной руганью капитана. Сержант Мэллой поглядел на часы: 21.40.

Восемьсот семьдесят две английские пушки и гаубицызаговорили разом. Небо качнулось, земля поднялась, вспучилась и уже неуспокаивалась, пальба не утихала ни на миг, грохот сводил с ума. Бесполезнобыло затыкать уши: оглушающий гром сотрясал под тобой почву и по костямпередавался в мозг. Можно было только вообразить себе, как все это подействовалона войска Роммеля в окопах напротив. Обычно удается различить, какие и какогокалибра стреляют орудия, но сегодня все их железные глотки гремели единымдружным хором, и не было ему конца.

Пустыню озарил не свет дня, но, кажется, пламя самогосолнца; огромную, все разбухающую тучу пыли, словно клубы дыма, взметенныеввысь на тысячи футов, прорезали вспышки рвущихся снарядов и мин, языки пламенивзлетали, когда от сотрясения рвались собранные во множестве на этом клочкеземли боеприпасы и горючее. Всю силу огня — пушек, гаубиц, мортир — генералМонтгомери обрушил на минные поля немцев. И все, что было в распоряжениигенерала Монтгомери, обрушилось на противника с той скоростью, с какойпоспевали заряжать и стрелять обливающиеся потом артиллеристы; они совалиснаряды в ненасытные пасти своих орудий торопливо, лихорадочно, словно малыепичуги, пытающиеся накормить алчного кукушонка; стволы орудий раскалялись,секунды между отдачей и новым выстрелом становились все короче, артиллеристы,точно одержимые, заряжали и стреляли быстрей, быстрей. Как безумцы, всебезумней свершали они все тот же обряд служения своим орудиям.

Это было прекрасно, изумительно — вершина жизниартиллериста, опять и опять он будет заново переживать эти памятные минуты, восне и наяву, до конца оставшихся ему мирных дней. И всегда его будет томитьжелание вновь пережить эти пятнадцать минут возле пушек генерала Монтгомери.

Тишина. Глубокая, нерушимая тишина волнами прибоя ударила внатянутые до отказа барабанные перепонки; тишина нестерпимая. Ровно без пятидесять. Девятая дивизия поднялась из окопов и двинулась вперед по ничьей земле,кто на ходу примкнул штык, кто нащупал обойму — на месте ли патроны, ктоспустил предохранитель, проверил, есть ли вода во фляжке, НЗ, в порядке личасы, каска, хорошо ли зашнурованы башмаки, далеко ли справа или слева тащатпулемет. В зловещем отсвете пожара и докрасна раскаленного, сплавленного встекло песка видно все отлично; но туча пыли еще висит между ними ипротивником, и они пока в безопасности. Пока, на минуту. На самом краю минногополя они остановились в ожидании.

Ровно десять. Сержант Мэллой поднес к губам свисток —пронзительный свист разнесся по роте от правого до левого фланга; и капитанвыкрикнул команду. На фронте шириною в две мили Девятая дивизия шагнула вперед,на минные поля, и за ее спиной разом опять взревели орудия. Солдаты отличновидели, куда идут, светло было как днем, снаряды гаубиц, нацеленных на самоекороткое расстояние, рвались всего лишь в нескольких ярдах впереди. Каждые триминуты прицел отодвигался еще на сотню ярдов, и надо было пройти эту сотнюярдов и молить Бога, чтобы под ногами оказывались всего лишь противотанковыемины, а осколочные, противопехотные, уже уничтожила артиллерия генералаМонтгомери. Впереди ждали еще и немцы, и итальянцы, пулеметные точки,50-миллиметровые пушки и минометы. И случалось — человек ступал на еще неразорвавшуюся оскблочную мину, успевал увидеть взметнувшийся из песка огонь, итут же его самого разрывало в клочья.

Некогда думать, все некогда, только поспевай перебегать заогневым валом, каждые три минуты — сто ярдов, да молись. Грохот, вспышки, пыль,дым, тошный, расслабляющий ужас. Минным полям нет конца, шагать по ним еще две,а то и три мили, и отступать некуда. Изредка, в считанные секунды затишья междуогневыми валами, обжигающий воздух, полный песка, прорезают доносящиесяиздалека дикие, пронзительные звуки волынки: слева от Девятой Австралийскойдивизии шагает по минным полям Пятьдесят первая Горская, и при каждом ротномкомандире — свой волынщик. Для шотландского солдата нет в мире музыкисладостней, чем зовущий на битву рожок, добрым дружеским приветом звучит егопесня и для австралийца. А вот итальянца и немца он приводит в бешенство.

Бой длился двенадцать дней, а двенадцать дней — это оченьдолгий бой. Поначалу Девятой дивизии везло — при переходе по минным полям и впервые дни наступления по территории Роммеля потери оказались сравнительноневелики.

— По мне, чем быть сапером, уж лучше я останусьсолдатом и пускай в меня стреляют, вот что я вам скажу, — заявил, опираясьна лопату. Кол Стюарт.

— Ну, не знаю, приятель, — проворчал в ответсержант. — По-моему, они совсем неплохо управляются, черт подери. Сперваждут позади окопов, покуда мы проделаем всю сволочную работенку, а потом топаютпотихонечку с миноискателями и прокладывают дорожки для этих сволочных танков.

— Танки ни в чем не виноваты, Боб, просто наверхубольно умно ими распоряжаются, — сказал Джиме и плашмя похлопал лопатой,приминая верхний край только что отрытого окопа. — Фу, черт, хоть бы далинам задержаться малость на одном месте! Я за эти пять дней столько землиперекопал — почище всякого муравьеда.