Кивнув зубастой Озерной деве, я поплыла вслед за Коулом.

Он, то и дело подталкиваемый моими руками и заклятиями, всплыл первым, жадно вздохнув. Я же вытошнила воду, набранную по самый желудок. Голова шла кругом, и, если бы не Коул, вытянувший меня на склон берега, я бы наверняка ушла обратно на дно.

Рука об руку мы ступили на сушу, и блуждающие огни, застрявшие в тыквах, вдруг переменились. Они мигнули и залили весь холм рубиновым светом, как кровью – отражение злости Ферн, от которой сорвался ее голос, дребезжа:

– Что ты наделала?!

В глазах с потекшей тушью дрожали слезы, делая дымную радужку глаз металлической. В последний раз проведя рукой по щеке Джулиана, лишенной всяких оттенков, Ферн поднялась с земли и шагнула ко мне навстречу.

– Ты убила нашего брата! – закричала Ферн, и воздух вокруг уплотнился от ее магии.

Одним ловким движением Коул подобрал навахон, отброшенный в схватке с Гидеоном. Тот, не успев помешать ему, обнажил копье и замер напротив, не зная, что делать. Атаковать родного брата первым? Ждать? Бежать? И Коул и Гидеон прекрасно понимали: вторая драка неизбежна, но так же просто, как раньше, ее не разрешить. Оба будут защищать сокровенное изо всех сил – один против воли, а другой против здравого смысла.

Я выжала майку и стряхнула с босых ног песок, подбирая шерстяное платье, чтобы одеться.

– Да, – ответила я, не глядя на Ферн и тело Джулиана, посиневшее и блестящее от влаги. – Я его убила.

Вдалеке, на вершине холма, что-то загрохотало. С этой части берега открывался прекрасный вид на особняк: его и озеро разделяло всего двести-триста метров. Сокрытый в ночи, покрытый пляшущими тенями от блуждающих огоньков, бросившихся врассыпную, дом вдруг начал разваливаться на части. Темные окна, освещенные уютным пламенем камина, лопнули, взрываясь друг за другом витражным фейерверком. Все три этажа накренились, будто дом пытался сложиться по полам: вдоль стен и колонн поползли глубокие трещины, рвущие мрамор на куски.

Перевезенный и выстроенный из того же камня, что и наш первый дом во Франции, особняк испокон веков служил ковену Шамплейн священной обителью. Он повидал единицы врагов, неприступный. Он слышал крики сотни новорожденных, вселюбящий. Он скорбел по каждой из ведьм, что встретила старость и смерть в его лоне. Дом был плотью нашей многовековой традиции, а сам ковен – ее душой. И то и другое умирало вместе со своим Верховным, ведь без него ничего из этого не имело смысла.

– Что происходит? – прошептала Ферн, обернувшись на шум грохочущих камней.

Куски мрамора и гранита падали, стены рушились, а крыша прогибалась все ниже, пока не проломила дом до основания. Тот рухнул, обратившись грудой булыжников. Вся скорбь и горе ушли вместе с особняком, но те, кто был его заложником, успели выбежать…

– Ковен умер, – улыбнулась я, глядя на руины своего дома. – Да здравствует ничего.

Ферн посмотрела на меня, и я впервые увидела в ее глазах страх, граничащий с… Уважением? Все это время она хотела, чтобы я поняла ее – готовую пожертвовать всем ради единственной цели. Ферн хотела слепить из меня саму себя… И у нее получилось, но она никак не хотела признавать, что между нами всегда будет одно различие, которое не истребить.

Она не боялась запачкать руки ради самой себя, а я не боялась запачкать их ради тех, кто спустился с холма и выстроился за ее спиной, оставаясь моим ковеном, даже когда его не стало.

– Ты не просто разделила с Джулианом верховенство – ты соединила себя с ним. И со мной пыталась, – поняла Ферн наконец-то и издала странный звук, похожий одновременно и на всхлип, и на смешок. – Только ничего не вышло, да? Я тебе не по зубам! Только почему же ты сама не сдохла, захлебнувшись?

Я пожала плечами, задумчиво озираясь на серый залив.

– Семейные причуды. Тебе не понять. Конечно, жаль, что с тобой это не сработало, но попытка не пытка. Не вышло так – попробую иначе.

– Да ты оптимистка! Драться со мной в лоб… Хитрость была твоим преимуществом, но ты его упустила, – произнесла Ферн, и голос ее просел, напоминая шелест ветра, раскачивающий верхушки деревьев. – Теперь я уничтожу тебя и всех, кого ты любишь!

– Меня – может быть, но не их. – Я взглянула на своих друзей позади нее. Плечом к плечу они, перепачканные каменной пылью, обступили Ферн полукругом. Гидеон прислонился к ее спине своей, вскидывая копье. – «Если я не буду Верховной, ты не тронешь мой ковен». Помнишь такое?

Ферн будто дали оплеуху. Она покраснела, но с достоинством выдержала удар по ее честолюбию, уже вовсю перебирая пальцами воздух – плетя паутину тех заклятий, что вот-вот обрушатся на меня, чтобы стереть с лица земли.

Впервые чувствуя свое превосходство, я продолжила распаляться и распалять:

– Ты всегда считала меня «золотой девочкой», ведь я не страдала сто двадцать лет взаперти, как страдала ты. Однако кто из нас двоих, видя будущее, принял его как данность? В отличие от тебя я сделала все, чтобы обыграть это будущее себе на руку. И обыграла. Да, ты знаешь вкус боли, но не вкус поражения – я же проигрывала всем подряд половину своей жизни. Хотела превратить мою жизнь в ад? Что же… у тебя получилось. Добро пожаловать! Мои демоны к твоим услугам.

Ферн резко обернулась. Тюльпана держала в руках тугую куколку из пряжи, за которой тянулся увесистый моток нитей. Я видела эту пряжу валяющейся на полу гостиной, пока она придумывала новое заклинание. И, кажется, у нее получилось: медленно наматывая на пальцы нить, Тюльпана что-то шептала одними губами, отделившись от остальных. Аметистовые глаза сияли в полумраке, как звезды.

В противоположную сторону двинулся Диего: на его поясе висели ножны, как у Коула, только сразу с десятком клинков, подобных тем, что были воткнуты в землю по всему холму. Расстегнутая рубашка и закатанные рукава подставляли холодному воздуху черные сигилы. Они двигались, перетекая с места на места, как чернильные змеи, пока Диего читал заклинание на арабском, которого даже не было в моем гримуаре.

Я увидела гримов, собравшихся в одну неказистую, но высокую и горбатую тень со скорпионьим хвостом и гигантскими лапами. Не имея физической оболочки в лице Сэма, они были хилыми, но зато проворными: кружили вокруг Ферн, перемещаясь быстрее, чем та успевала повернуться. Она невольно тронула пальцами свой ушной хрящик: тот, однажды задетый Монтагом и распухший от его яда, так и остался темно-фиолетовым.

– Кис-кис, котик, – едко ухмыльнулась Ферн, демонстративно потеребив свое ухо. Монтаг заурчал и занес для удара хвост.

В следующую секунду она взметнула руку, отгородившись от выпада скорпионьего хвоста заклятием, как стеклянным барьером. Затем Ферн повторила свой жест, и стекло это сделалось настоящим: его острый шип выскочил из земли и пронзил Монтага в грудь, деля пополам. С утробным криком распавшись на части, трое гримов уползли под деревья. Я чертыхнулась: совсем забыла включить шеду в наш проклятый договор!