— Какого выбора? — не поняла я, закусив губу. — В смысле, мне теперь однозначно придется голосовать на выборах за Габриэля Арчибальда?

— Нет, — усмехнулся Клод, осторожно отодвинув прядь моих волос от лица. Его рука скользнула по скуле, нежно обвела контур губ, спустилась к ключице. А я все стояла и ждала ответа. — вопрос выбора президента остается полностью за тобой.

Это успокаивало. Опустив вторую руку на шею Клода, я прижалась щекой к его футболке. Притянул к себе сильнее, склонившись к уху, прошептал:

— У тебя больше не будет выбора, начинать ли эти отношения. — продолжил он хрипло, отчего вдоль позвоночника пробежалась россыпь мурашек. — Если мы продолжим целоваться, то я не ручаюсь, что смогу тебя отпустить. Ты будешь моя.

Последнее прозвучало как факт. Причем так легко и уверенно, что я невольно повела плечами в попытке сбросить наваждение. Не то, чтобы я сейчас была против, просто…

Просто странная вариация фразы, которую хочет услышать девушка после головокружительного поцелуя. Нет, я понимаю, что для заветных трех слов прошло слишком мало времени, но и перспектива принадлежать кому-то только после двух поцелуев не прельщала.

Я же не вещь.

— Нет, — согласно кивнул Клод, оставляя поцелуй на макушке. И опять я сказала вслух то, что хотела оставить при себе. — и я обозначил эти границы не для того, чтобы озвучить твою принадлежность мне.

— Тогда зач?.. — вскинув глаза на него, вопросила я.

Закат прекращался. Солнечные лучи мягко уходили за горизонт, чтобы где-то начался новый день. Наш же стремительно заканчивался прямо сейчас, оставляя за собой след из вопросов, ответы на которые мы так и не получили.

Почему попытались отравить сэра Аньелли? Кто стрелял в меня? Кто стоит во главе заговора? Что хотел сказать этой фразой Клод? Вопрос столько, что все и не упомнить, а ответов как нет, так и не предвидится в ближайшем будущем.

Последние лучи скользнули по лицу маршала Инквизиции, растворяясь в образовавшейся тьме. Повеяло холодным ветром, обхватившим оголенные участки тела в ледяные тиски, и тогда Клод притянул к себе, согревая теплом своего тела. И только трепещущиеся огоньки свеч не позволили мне окончательно упустить романтичность момента.

— Это значит, — глядя прямо в глаза, произнес он, склонившись к моим губам. — что мы будем вместе, Эль. И прежде чем ты совершишь эту ошибку, я хочу удостовериться в том, что ты понимаешь — я не похож на Армани. Не перебивай, дослушай до конца. Я не Армани, не похож на рыцаря. Я не умею и не хочу вести себя благородно, когда не вижу в этом необходимости. Я не буду обещать, что все будет гладко и спокойно. И сразу предупреждаю, что порой ты будешь меня ненавидеть, малыш.

Я молчала. Молчала и слушала, всерьез воспринимая каждое его слово. И я безоговорочно верила ему, когда он честно признался, что я буду его ненавидеть.

Благородство? Мне оно и не нужно. Рыцарь на белом коне у меня уже был и, как показала практика, я бросила его сразу после того, как тот сделал мне предложение.

Гладкие отношения? Даже если на минуту забыть, что речь идет о маршале Инквизиции, и спокойными эти отношения никогда бы не были, я понимаю, что гладко не было бы никогда и не с кем. Даже с Арчи мы смогли найти тему, говорить о которой без криков не получалось. Речь, конечно же, идет о детях. Не бывает чувств без драмы. А если и есть, то такие отношения становятся приторными, скучными и однообразными. Есть что-то в том, чтобы кидать посуду о пол, хлопать дверью и, как героиня французской мелодрамы, кричать, чтобы он не смел подходить ко мне. Как встряска для чувств.

— Ты будешь вовлечена в массу заговоров, политические интриги и окажешься под прицелом тех, кто хочет навсегда избавиться от главы Инквизиции в моем лице. Но никто не посмеет тронуть тебя, Этель, это я тебе гарантирую. — продолжил Клод, не сводя с меня пристального, изучающего взгляда. — Самый страшный твой враг — это я. Тебе придется мириться с моим отвратительным характером, терпеть мое частое отсутствие из-за работа. Я могу испортить тебе жизнь, малыш.

Меня бьет мелкая дрожь, но я уже не уверена в том, что это из-за холода. Я смотрю в его темные глаза, вижу скользящий в них металл, чувствую убежденность Клода в его же собственных словах и кожей ощущаю его тревогу за себя. Но еще я чувствовала, что маршалу Инквизиции не все равно. Что-то же заставило его рассказать мне это, хотя он мог и промолчать, просто втянуть меня в свою жизнь без предупреждения о трудностях.

Вместо этого он стоит рядом, сильно и нежно сжимая в своих объятиях и рассказывает, сквозь зубы, но просвещает меня.

— Но ты всегда сможешь уйти, Эль. — произнес он, прямо глядя в мои глаза. — Как только почувствуешь, что не можешь больше терпеть это. Или ты можешь отказаться прямо сейчас, и мы больше никогда не вернемся к этому вопросу.

Внешне Клод выглядел безразличным. Но его руки обнимали меня, поэтому я почувствовала, как он напрягся, ожидая моего решения.

Клодель Арчибальд — маршал Инквизиции, чудовище в глазах тех, кто с ним знаком. И сам Клод тоже считает себя опасным для меня. Но почему мне не страшно? Да, я стою рядом, слушаю его, осознаю все им сказанное, но не боюсь.

Я прекрасно осознаю, что рядом с ним опасно. Но вместе с тем я знаю, что он сможет защитить. Я понимаю, что буду порой ненавидеть его, но еще осознаю, что уже сейчас я лужицей растекаюсь от одного его поцелуя. И, черт, он говорит мне о своем отвратительном характере после того, как устроил романтичный ужин на море?

Клодель Арчибальд, наверняка, не подарок. Но и монстром я не могу его назвать.

Я не смогла найти слов для достойного его тирады ответа. Вот честно, я не смогла выразить все мысли и чувства, которые переполняли меня, пока он говорил. Стояла, смотрела на нахмурившегося Клода и кусала губы. Я думала, искала подходящие слова и…

И не придумала ничего лучше, чем просто поцеловать его. Встав на носочки и притянув к себе за шею, мягко прикоснулась к его губам, пытаясь в поцелуе выразить все, что хотела сказать вслух. И про страх, что ничего не выйдет, и про зарождающееся чувство маленького счастья в глубине души, и про веру в него и в себя.

Сказать хотелось действительно многое. Не