занимался хозяйством. Война войной, а корова да куры с утками ухода за собой требовали всё так же. Где-то внутри дома хлопотали мать и младшая сестра.

Поздоровавшись с отцом, Аслан прошёл с ним в дом. Мать увидела сына и бросилась было накрывать на стол, но тот остановил её, сообщив, что пришёл не надолго. В зале Усман сел на диван и остановил взгляд на сыне. Асланбек был у него старшим. Рождённая второй дочь уже восьмой год была замужем и проживала с мужем отдельно, в соседнем селе. Самая младшая, Имани – смешливая девушка семнадцати лет, проживала с ним и была самой любимой. Но был ещё и четвёртый ребёнок, о котором старик в последнее время старался молчать. Двадцатичетырёхлетний Салавди два года назад связался с вахаббитами и вскоре стал одним из них. Ошарашенный его признанием, Усман сначала пытался разубедить сына, но в ответ слышал лишь презрительный смех. С каждым месяцем Салавди отдалялся от него всё дальше и дальше, и наконец старик понял, что с сыном ему разговаривать просто не о чем. С тяжёлым сердцем отец смотрел на поздние возвращения сына с очередных вахаббитских сборищ. Встречая его, он пытался вглядеться в ставшую привычной пустоту его глаз, но Салавди проходил мимо, не обращая внимания на попытки Усмана завязать разговор. Отец понял, что этого сына он потерял. И всё же сердце не хотело смириться с горем, не могло согласиться, что родной, взращённый им человек теперь почитает других, совершенно чужих людей и полностью зависит от них как в своих действиях, так и в душевных устремлениях.

Сегодня, при первых подаваемых сигналах тревоги, Салавди выбежал со двора и до сих пор Усман не знал, жив ли он. Занимаясь починкой крыльца, старый чеченец старался гнать чёрные мысли, но всё же он в который раз задавал себе вопрос: чего больше для него в возможной смерти Салавди – горя или облегчения? И всё же старик волновался за младшего, хоть и не хотел признаться себе в этом. Вот и теперь, глядя на встревоженного Асланбека, Усман продолжал думать о Салавди. Асланбек начал говорить и вскоре рассказ его полностью завладел вниманием старика. Когда сын закончил, воцарилось молчание. Наконец Усман заговорил:

– Дело серьёзное и на решение требуется время. Одно могу сказать сразу: сегодня русского никуда вывезти не удастся…

Со двора послышался шум. В помещение быстрым шагом вошёл возбуждёный Салавди. С неприязнью взглянув на старшего брата, он, не здороваясь, бросил:

– И ты уже здесь!

– Зачем ты так с братом, – укорил сына старик. – Аслан за помощью пришёл, к родным людям, не чужим…

– Знаю я, за какой помощью! – не дослушав отца, воскликнул вахаббит. – С каких это пор мы, Ганиевы, взбесившихся рабов укрываем? До того дошёл, что недобитую русскую собаку к себе в дом притащил!

– Этот человек моих детей спас – поднял голову Асланбек.

– Да слышал я, как спасал он их. Сбежать он хотел от наших, а ими прикрывался всего лишь. А когда увидел, что не получается у него, так обратно возвратился.

– Этого русского я никому не отдам! – начиная терять терпение, поднялся со стула Асланбек – прежде чем к нему подступиться, тебе с братом разделаться придётся!

Салавди в ярости сверкнул глазами. Сглотнув пересохшим горлом слюну, он с искажённым в усмешке ртом бросил:

– Понадобится – я сам с тобой разделаюсь. А пока старший решил этого недобитка на нашего дядю обменять. Или что, он позабыт вами уже?

– Почему же позабыт, – поспешил заверить сына Усман – помним. Ты сам-то не забывай, что тебе Ибрагим – дядя, а мне – родной брат.

– Тогда о чём мы спорим здесь? – непонимающе развёл руками Салавди – Может быть, этот русский и захватывал его в доме неделю назад.

Вахаббит обвёл обоих насмешливым взглядом и, не дождавшись ответа, уже другим, не допускающим возражений тоном добавил:

– Пусть этот раненный у Аслана пока находится, а мы чуть погодя на русских с предложением обмена выйдем. И не пытайтесь его отсюда вывезти, всё равно перехватим: не в селе, так у русских под носом. А в тебя тогда я лично пулю вгоню!..

– Послушай меня, сынок… – попытался остудить разгоревшиеся страсти Усман. – Если так поступить, то вся наша семья позором покроется. И скажу тебе как отец…

– Нет у меня отца! – решительно пресёк рассуждения старика вахаббит – теперь у меня только один отец – духовный!

Салавди подхватил прислонённый к стене автомат и поднялся со своего места. Пройдя несколько шагов к выходу, он обернулся:

– Я со своими дальше ухожу русских бить, а по возвращении зайду к тебе, Аслан, на недобитка твоего посмотреть. Кстати, пока ты его выхаживаешь, другие мужчины за тебя землю нашу с оружием в руках очищеают. И среди них ваших немало, старой веры!

Оборвав речь, вахаббит развернулся и стремительно вышел из дома. В комнате повисла напряжённая тишина. Усман сцепил в замок трясущиеся мелкой дрожью руки и втиснул их между угловатых колен. Он тяжело вздохнув и вдруг осипшим голосом произнёс:

– И ты прав, Асланбек, и Салавди тоже по-своему прав. Дядю тоже выручать надо. Хоть и вахаббист он, а всё же нам близкий родственник. Пусть раненный пока у тебя побудет, может и выживет. Я завтра Имани к тебе пришлю – поможет вам его выходить. А там Аллах рассудит.

Глава 25

Вот уже скоро час, как отряд на всей скорости нёсся на выручку обложенной боевиками колонны мотострелков. «Вепрь» понимал, насколько безрассудно их движение без всякой предварительной разведки по горной местности. Но на передовые или боковые дозоры просто не было времени. Командир знал одно: сейчас в заданном квадрате погибают русские пацаны и каждая минута промедления играет на руку зажавшим их бандитам.

Получив приказ, «Вепрь» не задумываясь двинул вперёд, на выручку попавшим в засаду мотострелкам свой порядком измотанный операциями отряд. Отряд считался одним из лучших и наиболее мобильным среди внутренних войск России и сложившееся за многие годы мнение о себе он оправдывал.

Вот на пути очередной окружённый нависающими горами участок утопающей в грязи дороги. Дальше – рукой подать до обычного по здешним меркам села, в котором в неравном бою погибают Родиной призванные вчерашние мальчишки. Но в этот раз добраться до означенного населённого пункта спецназу суждено не было. Сплошная полоса вздыбившейся земли подбросила головной бэтээр. Сразу же обозначился разрыв между второй и третьей облепленными бойцами машинами. Следом сработали остальные заложенные по всей длине стометрового участка дороги фугасы. И сразу же заработали бандитские стволы. В поднявшемся треске, грохоте и клёкоте разнокалиберного оружия невозможно было различить: откуда и какими силами бьют по зажатой со всех сторон цепочке машин. Окружённая высотами низина закипела от поднимаемых разрывами комьев земли, завыли рикошетом отлетающие от брони пули. Казалось – исход атаки был предрешён. Но, к удивлению чеченцев, дальнейшие события стали развиваться совершенно не по их сценарию. В первые же мгновения остатки колонны ощетинились стеной огня. Сам по себе этот факт большой опасности для нападавших не представлял. Но вместо того, чтобы жаться к уцелевшей, но обстреливаемой со всех сторон броне, русские отдельными группами стали рассыпаться по всем прилегающим складкам местности. Пошли в ход дымовые шашки и через минуту бандиты с удивлением обнаружили, что их самих атакуют.

В следствии успешной для боевиков сработки заложенных фугасов и эффективного действия последующего затем огня, спецназовцы понесли огромные потери. В первую же