– Привет, ребята.

В дверях стоял Коуберн. Они оба уставились на него.

– В чем дело? – спросил он.

Хаксли внимательно осмотрел друга:

– Как твоя нога, Бен?

– Об этом я как раз хотел спросить у тебя. Долго я был без сознания? С ногой все в порядке. Может, она вовсе и не была сломана?

– Признавайся, Фил, – поддержала Коуберна девушка. – Ты ее осматривал, а не я.

Хаксли дернул себя за ухо.

– Она была сломана – или у меня совсем крыша поехала. Дай-ка посмотрю.

Коуберн, одетый в пижаму и купальный халат, задрал штанину и показал розовую, совершенно здоровую голень. С силой ударив по ней кулаком, он сказал:

– Видите? Даже синяков нет.

– Хм… Не так уж долго ты был без сознания, Бен. Всего лишь одну ночь. Часов десять-одиннадцать.

– Чего?

– Честное слово.

– Этого не может быть.

– Я с тобой согласен. А теперь давайте позавтракаем.

Они ели в задумчивом молчании; каждый чувствовал настоятельную потребность найти какое-то разумное объяснение происшедшему. Потом, как по команде, все трое подняли от тарелок глаза. Хаксли первым нарушил молчание:

– Ну… Что скажете?

– Мне все это снится, – предположила Джоан. – Нас занесло вьюгой, мы умерли и попали в рай. Пожалуйста, передай мне джем.

– Это невозможно, – возразил Хаксли, передавая джем, – иначе Бена бы с нами не было. Он прожил жизнь во грехе. Но если серьезно, то некоторые события все-таки требуют объяснения. Давайте перечислим их. Во-первых, вчера вечером Бен ломает ногу, а сегодня утром она уже здорова.

– Погоди-ка: мы абсолютно уверены, что он сломал ногу?

– Я уверен. Да и хозяин наш в этом, похоже, не сомневался: иначе зачем бы он тащил этого бугая на руках? Во-вторых, наш хозяин обладает внутренним зрением либо сверхъестественным умением ориентироваться в горах. – Кстати, о внутреннем зрении, – сказала Джоан. – Кто из вас пробовал осмотреться и определить размер этих помещений?

– Я не пробовал, а что?

– Я тоже не пробовал.

– И не пытайтесь. Я пробовала – это невозможно. Мое восприятие не проникает за стены комнаты.

– Хм… пусть это будет «в-третьих». В-четвертых, наш хозяин называет себя Амброз Бирс. Он хочет сказать, что он тот самый Амброз Бирс?[31] Ты знаешь, кто такой Амброз Бирс, Джоан?

– Конечно, я девушка образованная. Он исчез еще до моего рождения.

– Именно. Когда началась Первая мировая война. Если он тот самый Амброз Бирс, ему уже больше сотни.

– А выглядит лет на сорок моложе.

– Н-да. Оставим вопрос открытым. «В-пятых» включает в себя сразу несколько вопросов: почему наш хозяин живет здесь? Откуда взялся этот странный гибрид роскошного отеля с пещерой? Как может один старик управляться с таким хозяйством? Кто-нибудь из вас видел здесь еще хоть одного человека?

– Я не видел, – сказал Коуберн. – Меня кто-то разбудил, но это, наверное, был Амброз.

– А я видела, – заметила Джоан. – Меня разбудила какая-то женщина и подарила мне платье.

– Может, миссис Бирс?

– Непохоже. Ей не более тридцати пяти лет. Правда, мы не познакомились, она ушла раньше, чем я окончательно проснулась.

Фил перевел взгляд с Джоан на Бена.

– Ну так что мы имеем? Сложи все вместе и выдай ответ.

– Доброе утро, мои юные друзья!

Бирс стоял в дверях, и его глубокий низкий голос заполнил всю комнату. Трое друзей вздрогнули, как будто их застали за каким-то непристойным занятием.

Коуберн первым пришел в себя. Он встал и поклонился.

– Доброе утро, сэр. Вы спасли мне жизнь. Боюсь, любые слова благодарности будут недостаточны.

Бирс ответил церемонным поклоном:

– Мне было приятно оказать вам эту услугу, сэр. Надеюсь, вы все хорошо отдохнули.

– Да, спасибо, и отлично поели.

– Прекрасно. Теперь, если позволите, мы можем обсудить ваши дальнейшие планы. Угодно ли вам уехать, или мы можем надеяться, что вы побудете с нами еще немного?

– Я полагаю, – немного нервничая, сказала Джоан, – что нам не стоит злоупотреблять вашим гостеприимством. Как погода?

– Погода хорошая, но вы можете остаться здесь, сколько пожелаете. Быть может, вы хотели бы увидеть весь наш дом и познакомиться с другими домочадцами?

– По-моему, это было бы чудесно!

– Я буду счастлив служить вам, мадам.

– Откровенно говоря, мистер Бирс, – Хаксли слегка поклонился с серьезным выражением лица, – нам очень даже хотелось увидеть ваш дом и побольше узнать о вас. Мы как раз говорили об этом, когда вы вошли.

– Любопытство – вещь естественная и незазорная. Пожалуйста, задавайте любые вопросы.

– Ладно, – начал Фил. – Вчера вечером Бен сломал ногу. Или не сломал? Сегодня она совершенно здорова.

– Он в самом деле сломал ногу. Ночью ее вылечили.

Коуберн прочистил горло.

– Мистер Бирс, меня зовут Коуберн. Я врач, хирург, но я никогда не слышал о столь мгновенном исцелении. Не расскажете ли вы об этом поподробнее?

– Конечно. Вы, безусловно, знаете, как проходит регенерация у низших форм жизни. Мы используем тот же принцип, но сознательно контролируем процесс, поэтому заживление идет гораздо быстрее. Вчера вечером я загипнотизировал вас, затем передал контроль одному из наших хирургов. А он заставил ваш разум приложить свои собственные усилия, чтобы исцелить ваше тело.

Коуберн в замешательстве смотрел на старика. Бирс продолжал:

– Тут нет ничего необычного. Разум и воля в любой момент способны полностью подчинить себе тело. Наш оператор попросту заставил вашу волю возобладать над телесным недугом. Методика совсем несложная; если захотите, мы вас научим. Уверяю вас, обучиться ей проще, чем объяснить ее нашим нескладным и несовершенным языком. Я говорил о разуме и воле как о чем-то раздельном. Это язык вынуждает меня использовать подобные нелепые понятия. Ведь ни разум, ни воля не существуют как отдельные явления. Есть только…

Он замолчал. Коуберн почувствовал что-то вроде вспышки в мозгу, как если бы выстрелили из винтовки, только мягко и безболезненно. Что бы это ни было, оно было веселым, как жаворонок или как резвый котенок, и в то же время спокойным и безмятежным.