– Артист ты. Разговорного жанра.

Рука Тайера на моей груди казалась не меньше бейсбольной перчатки. Ладонь была грубая, шершавая, но прикосновение – нежным.

– Так что ты об этом думаешь? – спросил он.

– О чем?

– Как по-твоему, маленьким рыбкам удалось проплыть против течения и прыгнуть в старый добрый генный пул?

Я дотянулась и потыкала его в ягодицу углом книжки.

– Может, еще раз, для верности? Ну, на всякий случай?

– Тайер, я один и тот же абзац одиннадцатый раз читаю. А у меня по этой книге в среду тест.

Тайер перекатился на край кровати и встал. Прыгая на одной ноге, он натянул трусы.

– Без вранья, тебе очень понравится быть за мной замужем. Мы бы получили огромное удовольствие. Я вовсе не похож на Дэ Дэ.

Это его аббревиатура для Данте-Дурака. За три месяца, которые мы пытались размножиться, Тайер всячески низводил Данте, задавшись целью окончательно его окарикатурить.

– Да, – продолжал он, – мой тебе совет: выходи за меня, пока есть возможность. Я завидная партия.

Я махнула на него «Стариком и морем»:

– Завидная партия – палка о двух концах.

– Правду сказать, наша странноватая договоренность начинает меня немного тяготить. Она выедает мою экзистенциальную душу.

Краем глаза я смотрела, как он надевает штаны и натягивает футболку через голову. Я подчеркнула что-то в книге.

– Угу, – пробубнила я.

Тайер хлопнул в ладоши.

– Эй, Долорес! Я ведь серьезно.

Я подняла глаза. М-да, он серьезно.

– Ты пойми, я теперь плохо сплю. Просыпаюсь посреди ночи, оттого что не хватает тебя. Ты мне нужна, понимаешь? Больше, чем раз в месяц. Больше, чем для секса… А затем в голову лезут мысли – а не использует ли она тебя просто-напросто? Или – а что, если у нас все-таки получится и мы заделаем ребенка? Кем я тогда получаюсь, Долорес? Черт, в конечном счете это сводится к безответственному поведению с моей стороны, чем я тут занимаюсь.

– Но ты же сказал мне! Пришел в этот дом и сказал…

– Да, но дело в том, что я обожаю малышей. Если мы сделаем ребенка, я знаю, что захочу его подержать. Поиграть его маленькими пальчиками. Стать его папой.

Я слезла с кровати и схватила халат.

– Ладно, прекрасно, – сказала я. – Мы больше этого делать не будем.

– Что?! Я уже не могу тебе сказать, что я чувствую, без того, чтобы ты не раскипятилась?

– Конечно, можешь. Рассказывай, что ты там чувствуешь. Жаль только, что ты меня сразу не предупредил.

– Да почему мы не можем пожениться и сделать ребенка, как все люди?! Чего ты так боишься?

– Я не боюсь.

– Тогда что ты делаешь?

– Слушай! – не выдержала я. – Мой отец бил мою мать. У меня был муж, который пропустил меня через мясорубку, а у моего лучшего друга СПИД. Я просто не верю в счастье до скончания дней. Это все вранье!

– Я знаю, что это вранье. Я не предлагаю тебе счастья до скончания дней. Я предлагаю тебе… счастье-может-иногда-до-скончания-веков-вроде-как. Ну, и, сама понимаешь, с проблемами и закидонами.

Я зажала уши:

– Прекрати! У меня до сих пор вся жизнь болит!

Это вырвалось криком.

Когда Тайер снова заговорил, его голос зазвучал мягко:

– Это уже не будет твой брак с ним. Это будет наша семья, твоя и моя.

– И Джамала, и Роберты, – добавила я. – И ребенка. Ты не реалист.

– А что значит быть реалистом? Трахаться с тобой раз в месяц с термометром во рту?

Я начала заправлять кровать, дергая простыни.

– Ну, тебе об этом уже необязательно волноваться. Это была ошибка, больше она не повторится.

– Это как понимать? Что не повторится?

Я не ответила.

– Я уже и ответа не заслужил? Что происходит, черт побери?

Я молчала.

– Ладно, – прошипел он, – прекрасно. Тогда пляшем рок-н-ролл. – Он покрутил ключи на пальце. – Роберту я привезу. Хорошей тебе жизни.

Следующие две недели Роберта смотрела на меня, сердито сося свои сигареты.

– Ну и видок у тебя, краше в гроб кладут, – съязвила она. – Позвони ему!

– Я не хочу с ним говорить, – отрезала я. – И вообще, занимайся своими делами.

Убежденная, что беременна, я купила домашний тестовый набор и установила его на чердаке. Утром я поднялась туда с банкой своей мочи. Аппарат признавал, что на первых неделях результат менее надежен. На чердаке, наверное, градусов сорок; тысячи факторов могли повлиять на результаты теста и сделать их отрицательными. Ночью мне приснилось, что я родила дочь-амазонку, и я проснулась со смехом, уверенная, что беременна. Затем я потянулась в темноте к низу живота и почувствовала это – липкую кровь между ляжками.

– Его не хотят отпускать, – сказала мне по телефону сестра мистера Пуччи. – А он все спрашивает о вас.

– Как он?

Она рассказала, что он всю неделю вялый, а грибковая инфекция во рту сильно затрудняет глотание. Кашель тоже, как ей показалось, спустился глубже.

– Я знаю, что вы заняты. Приезжайте, если можете, – попросила она.

Я купила мистеру Пуччи большую женственную «валентинку» и поехала. Это была моя шестая поездка в Западный Спрингфилд за полгода после его переезда.

Вообще-то я не была так уж загружена: приостановила занятия в колледже и ушла с доставки в ресторане. Элисон и Шива жили наверху, в старой квартире Спейтов. Мы договорились, что вместо квартплаты Элисон помогает с Робертой и одалживает мне Шиву, когда мне это необходимо. Я сидела с ним, когда она уходила на занятия. Он был спокойный, улыбчивый маленький мальчик, которого мы старались не приучать к сладкому и к телевизору.

Элисон видела Тайера в колледже. Он постоянно передавал мне привет.

– Если тебе от этого легче, – сказала она, – его новая подружка похожа на хорька.

– Что значит – мне от этого легче? С какой стати мне волноваться, как она выглядит?

Я сразу поняла, что он умирает. Как только я его увидела, до меня дошло, почему позвонила Аннет. Я прикрепила валентинку к пробковой доске и расправила сбившиеся в кокон одеяла. Хотя мистер Пуччи говорил с видимым усилием, все равно настоял на разговоре.

Обо мне.

– По крайней мере, повидайся с ним, – убеждал он. – Расставь все на свои места.

– Это Роберта надоедала вам подробностями? Учитывая, что вам приходится терпеть, вы могли и не…

– Иди замуж за этого парня, – настаивал он.