слова не скажу против своей советской власти!

— Лучше покаялся бы, пока не поздно, — предложил кто-то из толпы белогвардейцев.

Старик презрительно посмотрел на говорившего.

— Лучше смерть, чем хоть одно слово против своего народа, против родной советской власти! — выкрикнул старик таким громовым голосом, что его услышали по ту сторону двора.

Березко оживился, глаза его засверкали, и он продолжал:

— Дытына моя! Крепись… Держи батьковский дух так, як я его держал в черных бурях и на буйных морях и як я держал его на людях!.. А ежели придет час умирать, то умирай, як подобает честному человику! Народ отомстит за нас!.. Дочечка моя… радость моя!..

Аня сквозь мутную пелену слез увидела, как отец тряхнул головой, выпрямился, блеснул гневными глазами на англичан и белогвардейцев, стоявших во дворе, и застыл, как памятник мужества и народной силы.

3

Слух о том, что отец и дочь Березко попали в застенок контрразведки, быстро разнесся по всему городу. Он дошел и до Ирины и очень встревожил ее. Она, не теряя ни минуты, решила проникнуть в контрразведку, надеясь на свои связи.

— Их необходимо спасти, — твердила Ирина старичку, влиятельному военному чиновнику, родному дяде Клавы Хрусталевой, идя с ним в контрразведку. — Я готова пожертвовать всем, но спасти этих людей.

— Новое дело! Новое дело! — растерянно повторял старичок и старался успокоить Ирину: — Англичане в высшей степени гуманные люди, и к просьбе женщины они отнесутся как полагается…

Офицеры контрразведки — англичане и белогвардейцы — завтракали. Они расселись за длинным столом, уставленным бутылками с крымскими винами и закусками. В зал то и дело вбегал в белоснежном костюме официант.

— Какое замечательное вино! — похвалил толстый, краснолицый офицер-англичанин, рассматривая остаток золотистого напитка в бокале. — Крымская живительная влага! Божественный напиток!

— Эй ты, татарин, черт тебя возьми! — закричал с другого конца стола капитан Лорри, откинувшись на спинку высокого стула. — Ты скоро нам подашь свои татарские пирожки с бараниной? Эй ты, животное!

Белые офицеры хохотали.

Через минуту в дверях показался в белом халате румяный татарин. Он, улыбаясь, нес два продолговатых блюда, на которых красивой горкой были уложены румяные чебуреки.

Услужливо кланяясь, он предлагал:

— Пожалуйста! Красивая, как крымская роза!

Англичане смеясь пробовали незнакомое яство.

— Ради этих пирожков и вина я поселюсь в Крыму, — говорил красный, толстогубый англичанин.

Послышался глухой, далекий грохот разрывов.

— Красные? Налет? — насторожились контрразведчики.

— Кушай, пока горячий, — упрашивал татарин, — это надо кушать толко горячий, чебурек вкус потеряй. Какой румяная! Какой вкусная! Толко у меня такой вкусный есть! Настоящий крымский чебурек…

Грохот усилился. Офицеры поднялись и подошли к окнам…

Когда тревога кончилась, Ирину Крылову впустили в кабинет капитана Лорри. Там было трое русских: лохматый профсоюзник в своем старомодном костюме, офицер-переводчик с маленьким, узким, длинным лицом и переводчик военно-полевого суда.

Крылова, раскрасневшаяся и взволнованная, оглядела присутствующих и решительно подошла к столу, за которым стоял капитан Лорри. Он посмотрел на нее.

Ирина была в дорогом осеннем костюме стального цвета. В руке она держала довольно потертый саквояж. Он заметно оттягивал ей руку.

— Я к вам, господин, офицер, с просьбой…

Лорри, поклонившись, предложил ей сесть.

— Нет, нет, — отказалась она и продолжала: — Я вас прошу, господом богом прошу, освободите Березко и его дочь. Это люди чистейшей души. Я клянусь, они никому не сделали зла… они ни в чем не повинны, освободите их… Я для них чужой человек.

Лорри повел плечами и холодно улыбнулся.

— Они осуждены, — сказал он твердо.

— Я хочу, чтобы вы были справедливы, господин офицер… Этот рыбак простой человек…

Лорри нахмурился, слегка пошатываясь, подошел к Ирине и задумчиво спросил:

— А вам не приходилось бывать в контрразведке?

Ирина бросилась к Пряникову:

— Спасите Березко… спасите, я вас умоляю!

— Вы с ума сошли, Ирина Васильевна! Вам не подобает защищать этих людей.

— Они хорошие люди. Татарин наклеветал на них. Я вас прошу, умоляю… Я заплачу! — вдруг прокричала она, показывая на свой старый саквояж. — Вот здесь деньги… золото…

— Вы потеряли разум, — испуганно промолвил военный чиновник, тараща глаза на саквояж.

— Да, я все отдам!

Лорри смотрел на нее с изумлением. В глазах его мелькнула жадность.

— Англичане неподкупны, напрасно стараетесь, — перебил ее профсоюзник. — Они не возьмут вашего золота!

Ирина порывисто раскрыла чемодан, выхватила из него горсть драгоценностей.

— Нате, — сказала он, — только освободите этих людей!

Она начала выхватывать из саквояжа драгоценности и передавать их то профсоюзнику, то переводчику, то военному чиновнику.

— Нате, берите, берите!

Несколько золотых, звеня, покатились по столу.

Капитан Лорри жадно перехватил одну монету, подпрыгнувшую на столе, затем строго и повелительно сказал Пряникову и переводчику:

— Все золото ко мне на стол! Все, до единой вещи!

Ирина вдруг словно опомнилась. Она растерянно смотрела на капитана и его сотрудников.

Оба англичанина подобрали золото и удалились в другую комнату.

Ирина заплакала и выбежала из кабинета.

4

Приготовления к казни заканчивались. Груда дров высилась среди двора, окруженного высокими серовато-белыми стенами строений.

Начало вечереть.

Послышался шум. Заключенные встревоженно прильнули к окнам коридора. Солдаты суетливо выстроились для встречи господ.

Несколько английских офицеров во главе с капитаном Лорри спустились по белой лестнице и направились к навесу, где находился Березко.

Взоры всех были обращены па измученного рыбака, стоявшего со связанными за спиной руками. Конец цепи, которой были прикованы его ноги, держал толстый солдат-стражник.

Березко стремительно подался вперед, выставляя свою могучую грудь, высоко и гордо поднял голову. Затем, словно окаменев, оставался в таком положении до тех пор, пока не приблизились палачи. Казалось, он еще сильнее поседел, его усы и борода в предвечерней тени выглядели особенно белыми, как первый снег. Скулы и большой, пересеченный морщиной лоб, выступавший из-под черной шапки, были пепельно-серыми.

— Тятя!.. Тятя!.. Мой дорогой тятя! — с мукой прокричала Аня и в изнеможении упала на подоконник.

Англичане плотной толпой окружили старого Березко.

Переводчик с крысиной мордочкой прочитал приговор, дважды предложил рыбаку просить о помиловании.

Старик резко переставил ногу, гремя тяжелой цепью, и отвернулся. Лицо его еще больше потемнело. Он вытянул шею и через головы солдат смотрел туда, где находилась его дочь.

Толпа белых офицеров вышла на балкон. На втором балконе появились три нарядные женщины в сопровождении английского полковника и капитана Цыценко.

— Где же он? Отсюда ничего не видно, — звенела одна из них, самая молодая, перегибаясь через перила.

— Вот он, около столба. Видите? — говорила стоявшая рядом пышная дама, мать Мултыха.

— Какая борода, какая грозная фигура! Ах! Как он напоминает Ивана Сусанина, не правда ли?

Вечерний мрак сгустился. И