вдруг багровые отсветы пламени упали на белые стены строений, на фасады, балконы, окна, на мертвенно-бледные лица заключенных.

Черный столб дыма тревожно и торопливо поднимался ввысь.

Толстый белобрысый англичанин, тряхнув тяжелой цепью, прикованной к ногам старика, приказал, кивая на костер:

— Ну, иди!

Березко слегка вздрогнул, но тут же выпрямился и смело пошел к костру.

Его суровое лицо, большие усы, седая борода, космы волос — все в нем дышало какой-то сказочной отвагой.

— Посмотрите, с какой гордыней идет! — сказал капитану Пряников.

— Проклятая Россия! — зло буркнул Лорри и пошел навстречу Березко, всматриваясь в его лицо.

За ним следовали несколько офицеров.

Пряников неловко подскочил к Березко, остановил его и умоляюще проговорил:

— В последний раз убеждаю вас — не упрямьтесь… От имени профсоюзов прошу… Вам и дочери даруют жизнь…

Старик, не глядя на него, покачал головой, потом поднял глаза и стал смотреть на космы дыма, убегающего ввысь и набухавшего в небе большим мрачным облаком.

— Вот все вы… Дым разойдется, и ничого не останется. Так и от вас ничого не останется…

Он обернулся на восход, поклонился три раза, как он делал это по утрам перед выходом в море, и заговорил своим сильным голосом:

— Ох, святая моя земля, моя великая русская земля! Я твой человик, я жил вековечным духом твоим и силой твоей могутной, што так нерушимо стоит, як та скала дремуча середь моря. И зыби, што неведомо откуда набигают, та бьются, та разбиваются о твердость ее в пыль водяную. И сколько их було, и сколько разбилось о твердость ее, а скала все стоит и стоит, як стояла.

— Народ наш никому не покорить! — крикнул из-за решетки комсомолец Назаров.

— Великие люды мои, вси народы советские, — продолжал старик, глядя на арестованных, — вы раскували свои руки от кандалив панских и избавились от рабства та от вечных страданий тяжких. И теперь избавитесь так же навечно и от этого англичанина, та американца, та француза. И дочиста добыйтэ вон того господарика, еще не умершего, — показал он на Пряникова и на балкон, где толпились офицеры и дамы. — О, вси люды, почуйте мэнэ та отомстите супостатам проклятым за меня, Мартына Березко.

Забравшись на площадку лестницы недалеко от террасы, капитан Лорри устало опустился в стоявшее там кресло и закинул ногу на ногу…

Потом вдруг вскочил с кресла.

— Бросайте в костер! — злобно приказал он.

Четверо солдат в грязных брезентовых плащах и человек пять английских моряков быстро подбежали к старику. Они набросились на него, повалили на мостовую, схватили за руки и за ноги и поволокли к огню.

— Тятя!.. Отец мой! — закричала Аня, вскочила на подоконник, но женщины удержали ее.

— Прощайте, товарищи, прощайте вси! — на весь двор раздался голос Березко.

Повиснув на руках палачей, он поднял свою крупную, львиную голову, повернул к заключенным лицо.

— Ничого, дочка, добра моя дытына! Крепись!

Грузное тело Березко упало на середину костра. Огонь, на миг отпрянув, снова забушевал, завыл. Со всех сторон кверху рванулись огромные клубы черного дыма, их облизнули длинные красные языки пламени. Вскоре эти огненные языки коснулись Березко, который, точно подброшенный, перевернулся в огне лицом к небу, где как раз над костром висела большая дрожащая звезда, и с усилием вытянулся всем своим могучим телом.

Сначала огонь охватил его сказочную бороду, поднял ее вверх, и она вспыхнула, и в одно мгновение сгорела…

Как только занялась одежда, снова поднялся столб густого дыма и скрыл всю почерневшую фигуру рыбака. Иногда только легкое дуновение отгоняло пламя и дым, обнажая страшную, обгоревшую руку, как бы занесенную для удара…

5

Вдруг в воздухе пронесся металлический гул, потом послышался грозный рев авиационных моторов. В ту же минуту в крепости и в городе заревели десятки орудий.

Рев моторов все нарастал. Люди выскакивали из домов, унося детей, чемоданы, узлы, и, опасливо взирая на небо, бежали, чтобы укрыться в подвалах, туннелях и древних катакомбах.

Заключенные бросились к двум маленьким окошкам и застыли.

Двор быстро опустел.

Только огненные искры костра взлетали к небу, туда, где все нарастал и ширился грозный рев моторов.

Очерченная мрачными молами, бухта блестела своей гладкой поверхностью.

В небе роилось много белых облачков. Они медленно разбухали и, клубясь, уплывали ввысь. На поверхности воды, похожие на белые башни, вставали высокие водяные столбы.

Одна бомба упала недалеко от двора контрразведки. Она с такой силой потрясла все здание, что посыпались оконные стекла.

До заключенных вдруг донесся громкий топот, и тут же послышался лязг дверных засовов. В подвал ввалились суматошной толпой англичане и белые офицеры.

— Это они убивать нас! — громко сказал Назаров. — Значит, что-то происходит в городе. Товарищи, это наступает Красная Армия!

Снова раздался оглушающий грохот, а за ним еще и еще.

Волна воздуха отшвырнула заключенных и распахнула дверь. Англичане и белогвардейцы кинулись прочь.

Когда рев самолетов удалился и стрельба орудий затихла, во двор контрразведки вошла какая-то небольшая, хорошо вооруженная английская часть. За нею въехало несколько подвод. Не прошло и пяти минут, как все заключенные были погружены на подводы.

Выехав за город, подводы на разъезде повернули и направились в сторону каменоломен, к Брянскому заводу. Подъехав к Царскому кургану, они остановились.

Высокий и стройный англичанин-офицер, чисто выговаривая по-русски, закричал:

— Живо! Высаживайте всех!

Аня Березко спрыгнула с повозки.

Офицер-англичанин подошел к ней и, ласково заглядывая ей в глаза, сказал:

— Ну, Аннушка, жива? А отца твоего спасти не смогли… Не вышло.

Девушка медленно подняла голову, в ее измученных глазах светились слезы.

В англичанине-офицере она узнала Бардина.

С наступлением утра все группы партизан, ходившие на эту операцию, снова сошлись в каменоломнях. Все собирались в большом карьере. Шел оживленный разговор.

Когда группа освобожденных полураздетых людей вышла из-за кургана и спустилась в карьер, шум усилился.

— Привет, товарищи! Поздравляем! — раздались громкие выкрики партизан.

— С волей вас, товарищи! С волей! Живите много та счастливо, добре живите! — приветствовал освобожденных какой-то грузный рыбак, стоя на каменной, торчащей в склоне обрыва плите, на которой толпились еще человек десять партизан. — Всех вас, товарищи, поздравляю со свободой! — восклицал он, махая зажатой в руке зюйдвесткой.

Аня Березко шла впереди.

Голова ее была непокрыта, и черные вьющиеся, густые волосы блестели на солнце. На похудевшем, осунувшемся лице застыло выражение тяжелой печали.

— А где же атаман Березко?

Из группы на самый край выступа вышел худенький юноша, завернувшийся в старое одеяло, на лбу у него зияла вырезанная пятиконечная звезда.

— Это Назаров, комсомолец, — послышались сдержанные, сочувствующие голоса.

Юноша, подняв голову, постоял