развития, как их называли, Димоны, возводился засекреченный научный центр:

– Поэтому сюда зовут Инге, – вздохнул Авраам, – Сабина еврейка, Инге лоялен Израилю. Он не продаст секреты страны каким-нибудь арабам… – по мнению Авраама, такое было смешно, однако он понимал Моссад:

– Мы сейчас не воюем, но мир долго не продлится. Не надо нашим соседям знать, что у нас есть ядерный реактор, а, может быть, даже и бомба… – он напомнил себе, что Инге, как и покойная Констанца, отказывается от военных проектов. Из-за туч в кабине совсем стемнело, посверкивали огоньки сигарет женщин:

– Ладно, пусть он приезжает… – Авраам вгляделся в пыльные камни рядом с шоссе, – на месте разберемся, что называется. Мне самому еще надо вернуться домой… – доктор Судаков напомнил себе:

– Иначе и быть не может. Близнецы взрослые, но у меня двое детей на руках, их надо вырастить… – черное небо осветилось всполохом молнии. Анна встрепенулась:

– Дядя Авраам, указатель на Нахаль Оз… – не сворачивая на грунтовку, колонна пошла дальше:

– Там кибуц, – объяснил доктор Судаков, – а нам надо на базу с таким же названием. Здесь еще километров пятнадцать, сначала мы должны пересечь вади, то есть сухое русло реки… – дождь хлынул на них мощной стеной. Желтые потеки сползали по ветровому стеклу, дворники не справлялись:

– Вокруг глина и песок, – Авраам крепче взялся за руль, – поэтому ливень такого цвета, как в русской песне про желтые дожди. Как я выжил, будем знать только мы с тобой. Эстер знала, она меня ждала, верила в меня. Я хочу, чтобы и Анна ждала… – он велел себе не думать о таком:

– Потом, все потом. Сначала надо довести колонну до базы… – вади превратился в грохочущий поток. Дождь все не ослабевал, Авраам крикнул:

– Держитесь крепче, попробуем прорваться на тот берег… – вода бурлила вокруг колес грузовика, ливень хлестал по брезенту:

– Черт, только оползня нам не хватало… – успел подумать доктор Судаков. Мотор взревел, машина покачнулась под напором грязи. Подхватив грузовик, сель понес его вниз, по руслу бывшего вади.

Официально тренировочный марш новобранцев должен был закончиться в пятницу днем.

На построении в шесть утра, сержант, здоровый детина, расхаживая вдоль ряда солдат, пообещал:

– К шабату вернемся на базу. Рядовой Горовиц скажет кидуш… – ребята расхохотались, – поедим халы, выпьем виноградного сока… – столовая в Нахаль Оз не отличалась поварским искусством. За почти неделю на курсе молодого бойца, Аарон понял, что здесь не стоит ожидать кого-то вроде кузена Шмуэля:

– Лучший повар Цахала теперь готовит для будущих священников в Риме, а потом отправится дальше… – утром он получил обычную порцию омлета из яичного порошка, и кусок белого хлеба с маргарином. Салат выносили в большом алюминиевом баке. В такой же посудине подавали и какао. Машгиахом на базе служил замотанный военный раввин. Кроме Нахаль Оз, у него под началом было два близлежащих тренировочных лагеря. Увидев бороду и пейсы Аарона, рав Яаков обрадовался:

– Очень хорошо. После тиронута я подам рапорт, заберем тебя в военный раввинат. Хотя бы не придется разрываться между тремя базами… – на завтраке рав Яаков громко объявил:

– Рядовой Горовиц сегодня заменит меня для кидуша… – пережевывая хлеб, Аарон пробормотал:

– Любой может сказать благословение, наука невелика… – ребята, соседи по столу, зашумели:

– Ты учился в ешиве, тебе и карты в руки… – Аарон оказался единственным религиозным бойцом на всем тиронуте:

– И единственным американцем… – он вытер рукавом рубашки грязное лицо, – здесь мало ашкеназов, больше репатриантов из Северной Африки. Они все хорошо говорят по-французски, это помогает… – многие ребята еще нетвердо знали иврит. Товарищи по казарме часто расспрашивали Аарона о Париже. Он рассказывал об Эйфелевой башне и Лувре, о Монмартре и мосте Понт-Неф:

– Я говорю о городе, а вижу Хану… – ноги в солдатских ботинках скользили по камням, – оставь, не думай о ней. У вас разные дороги, здесь ее ждать нечего…

Ливень начался, когда колонна бойцов, сделавшая двадцать километров с полной выкладкой, повернула к базе. Сержанты кричали:

– Ребята, поднажмем! Осталось немного, каких-то пять километров. Надо миновать русло вади и мы увидим базу… – дождь лил стеной, рюкзаки, свернутые одеяла и даже ботинки мгновенно промокли. За спиной болталась пятикилограммовая винтовка, Аарон слышал тяжелое дыхание соседей по колонне. Обойти вади они никак не могли:

– То есть можем… – юноша прищурился, – но тогда мы точно не вернемся на базу даже к полуночи. Сержант говорил, что до ближайшей тропы в скалах здесь километров десять на юг, и столько же обратно… – единственным путем через вади оставались опасные камни, пересекавшие русло. Грязная вода бурлила внизу, ребята оскальзывались, протягивая друг другу руки. Спина отчаянно ныла.

Аарон нашел силы усмехнуться:

– Я мог воспользоваться освобождением от армии для студентов ешив. Сидел бы сейчас за столом с накрахмаленной скатертью, в ожидании фаршированной рыбы и иерусалимского кугеля. И не только кугеля, а еще и куриной лапши, и миндального печенья. Здесь ничего, кроме заветренных вафель, не подают. Суп из порошка, курица размороженная. Правда, сержант говорил, что из Кирии вышла какая-то колонна с запоздалыми подарками на Пурим…

Поговорив на перекуре во время марша, бойцы решили, что сегодня колонны ждать не стоит:

– Тучи собираются, – заметил кто-то, – вряд ли они рискнут соваться в пустыню в преддверии непогоды. Переночуют в Сдероте или в кибуце по дороге, приедут на исходе шабата… – стараясь не свалиться в поток грязи, Аарон сначала не понял, что кричат из головы отряда:

– Грузовики, грузовики… – орал сержант, – машины попали в оползень, всем встать цепью… – в стене дождя показались три черные точки. Моторы ревели, ребята спрыгивали вниз, шлепая по колено в грязи:

– Шоферы стараются удержать грузовики на ходу, – понял Аарон, – но если их бросит на камни, то может случиться авария… – ему показалось, что в кабине мелькнули рыжие волосы:

– Ерунда, что здесь делать дяде Аврааму? Он читает лекции в Еврейском Университете. Я тоже мог бы сейчас слушать урок по Талмуду… – он слышал ругань ребят:

– В ешиве таких выражений точно не употребляют, – коротко улыбнулся юноша, – в Израиле ругаются либо по-арабски, либо по-русски…

Дверь кабины распахнулась, сквозь вой ветра до него донесся отборный русский мат, с тяжелым акцентом:

– Держитесь, – Аарон узнал знакомый голос, – я постараюсь притормозить. Хорошо, что ребята здесь, они попытаются остановить машину… – рыжая, в седине голова высунулась наружу:

– Прыгайте на дверцы, – распорядился дядя Авраам, – надо замедлить движение… – Аарон оказался на подножке первым. Ноги скользили, он вцепился в дверцу:

– Еще немного, он тормозит, тормозит… – влажные, черные волосы скользнули по его лицу, блеснули серо-голубые глаза. Небо разорвал удар молнии, Аарон вздрогнул:

– Кузина Хана, как вы… то есть как ты… – он услышал беспорядочный, лихорадочный стук ее сердца:

– Я приехала, – шепнула она, – приехала с концертами. Здравствуй, Аарон, хорошего тебе шабата… – гроза бушевала над вершинами холмов, грузовики останавливались, солдаты спрыгивали в поток:

– Я ее никогда не трогал, мне нельзя. Но надо помочь ей выйти из кабины, надо довести ее до базы… – спустившись с подножки, сорвав с себя мокрую куртку, Аарон бросил ее в грязь:

– Прыгай, Хана… – он протянул девушке руку, – прыгай, не бойся. Я здесь, я с тобой… – хрупкие пальцы коснулись его ладони, в черном небе затрещал гром:

– Я знаю, – тихо сказала девушка, – я рада, что мы увиделись, Аарон.

База Нахаль Оз

– Шалом алейхем, малахей а-шарет, малахей эльон…

Дождь хлестал по шиферной крыше большого барака, где размещалась столовая базы. Внутри было тепло, повара оставили открытыми двери на кухню, где работали плиты. Солдаты обступили стол, с дрожащими огоньками свечей, с прикрытыми холщовой салфеткой халами, с бутылкой виноградного сока. Аарон знал, что у него хороший голос:

– Меня всегда хвалили в ешиве, просили вести молитву. Но у нее… у Ханы, голос оперной певицы… – кузина пока не пела. В углу столовой,