Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жить без тебя не могу, — прокричал он шепотом, смешнооткрывая рот, вытягивая губы.
— Все равно не слышу! — Ксюша помотала головой.
— Я тебя люблю!
Когда они прощались у такси, Ксюша пробормотала:
— Если нам с Машей уходить оттуда, то только голышом.
— Ничего, — улыбнулся Митя, — знаешь, у Александра Дуловапесенка такая есть: «Ай-ай-ай, а я нагая с окон падала, меня милый подбирал».
Рыжая Лариса успела шагнуть к Фердинанду и выстрелить ему вголову. Так велела мама Зоя. Первый выстрел в грудь, второй, контрольный, вголову. Пистолет шестизарядный. Стрельнуть в ментов можно трижды. Последнийпатрон — для себя. В каком фильме такое было?
Они надвигались на нее, в бронежилетах, с автоматами, ониорали, она видела это, но не слышала. В голове гремел тяжелый рок, словновместо черепа у нее был магнитофон. Она развернулась, чтобы выстрелить в тех,кто надвигался сзади, однако свет прожектора мгновенно сжег глаза, и все тривыстрела оказались напрасными. Она застыла посреди лужайки с последним патрономв стволе и медленно поднесла дуло к виску. Рука отяжелела, налилась свинцом,никак не хотела двигаться, а времени совсем не осталось. Они были близко, всеживые, все до одного. В фильме происходило иначе, там герой попадал в цельсразу, и мертвые враги падали на землю. Могла уложить хотя бы троих, дуранесчастная. Хорошо, что успела выполнить главное задание мамы Зои, замочитьфальшивого француза. Кого хотел обмануть, мент несчастный? Прежде чемпредставляться французским корреспондентом, надо было зубы починить или новыевставить. У иностранцев не бывает таких гнилых зубов. Лариса очень гордилась,что первая обратила на это внимание, и сразу, как только он вышел за ворота,сказала маме Зое.
Тяжелый рок грохотал в мозгу и не давал вспомнить, какназывался фильм, в который она сейчас играла. Спусковой крючок был как кнопка«стоп» на магнитофоне. Одно движение — и станет тихо. Если честно, она жуткоустала от этого грохота. Но палец свело, он не слушался, она поняла, чтоупустила момент. Надо было сразу, пах! — и все дела. Теперь никогда она небудет похожа на правильного героя. Она, оказывается, притворялась, она совсемиз другого кино. Ей хотелось плакать, рука с пистолетом стала слабой, вялой, иэто было не правильно. Здесь пахло плохими фильмами, «слезоточилками».Правильные герои никогда не плачут. Закаляйся, как сталь. В здоровом теле здоровыйдух. Больше дела, меньше слов, будь готов — всегда готов. Пах — и все дела.
Пистолет успели вышибить из ее руки, но выстрел все жепрозвучал. Стреляли из темного окна дома. Пуля просвистела над головой капитанаКосицкого в тот момент, когда он повалил рыжую девочку на землю и защелкнулнаручники, слишком большие для тонких, как ветки, рук.
Изольду Ивановну Кузнецову нашли в подвале. Она сидела навысоком стуле под перевернутым распятием. На ней был черный балахон. При арестеона хохотала, громко пела куплеты из попсовых шлягеров, материлась, задиралаподол балахона, демонстрируя голую задницу, плевала в лица всем подряд, ни накакие вопросы не отвечала.
Рядом валялся пистолет. Возможно, она пыталась покончить ссобой, пока ломали подвальную дверь. Однако не сумела этого сделать.
Позже психиатрическая экспертиза признала ее вменяемой.
Младший лейтенант Коля Телечкин, копаясь в старых спортивныхжурналах в больничной библиотеке, наткнулся на интервью с чемпионом России побоксу в легком весе 1991 года. Там было много фотографий — на ринге, напьедестале с кубком в поднятых руках, а в середине журнала имелся календарь на1992 год с крупным цветным портретом чемпиона. Коля бросился звонить Бородинуна мобильный. Илья Никитич изобразил удивление и радость, ему не хотелосьрасстраивать Колю и говорить, что личность преступника и так уже установлена.Пусть Коля думает, что он первый.
С семи до двенадцати вечера в Москве и в Московской областиуспели задержать сто двадцать семь мужчин, похожих на Кравчука РусланаМихайловича 1968 года рождения. Задерживали и отпускали. Череп (такаяоперативная кличка была присвоена преступнику) провалился сквозь землю.
Бородин сидел на кухне у Евгении Михайловны, пил третьючашку отличного крепкого кофе с кардамоном и не чувствовал ничего, кромепустоты и смертельной усталости. Евгения Михайловна задавала вопросы, онотвечал, вяло, монотонно, и каждые десять минут выходил в коридор, вертелтелефонный диск, долго слушал протяжные гудки, возвращался в кухню, тяжелопадал на стул, машинально подносил к губам чашку с кофе.
— Вы собираетесь встречаться с мадам Солодкиной? — спросилаЕвгения Михайловна.
— Пока нет.
— Вы совершенно исключаете, что Галина Семеновна помоглаОльге уйти из жизни десять лет назад?
— Совершенно исключаю. — Бородин прикрыл глаза. — Доподлинноизвестно, что с двадцать восьмого июня по шестое июля восемьдесят девятого годаГалина Семеновна Солодкина находилась в Греции, в туристической поездке.
— А как же записка?
— Ольга Коломеец страдала маниакально-депрессивным психозом,с этим диагнозом стояла на учете в диспансере. С тринадцати лет зафиксировановосемь суицидальных попыток, и каждая сопровождалась запиской. А сколько ихбыло на самом деле, теперь сказать невозможно. Последняя оказалась успешной.Возможно, потому, что рядом не было зрителей. Галина Семеновна, при всей своейлютой ненависти, открыла на имя Ольги счет в Сбербанке и аккуратно переводиладеньги. Совсем не маленькие суммы. Мне с этой дамой беседовать не о чем. А взятками,подделкой документов будут заниматься другие, не я.
— Почему же она отказалась от внучки?
— Так всем было удобней. Галина Семеновна не отказалась, онаоткупилась от Люси, она щедро спонсировала питомник, и совесть ее была чиста, иникто не знал, что ее единственный сын, отрада и гордость — наркоман, а внучкаолигофренка. Лилия Коломеец была убита прежде всего потому, что ИзольдаКузнецова боялась лишиться этих денег. Впрочем, это уже не важно. Все, чтопроисходило в семействе Солодкиных, — нормальный бытовой кошмар. Рукотворныйкошмар, когда валят вину друг на друга, каждый слышит и видит только себя. Такживут миллионы семей, и ничего. Но бывает в одном случае из миллиона или изтысячи, не знаю, точной статистики тут нет, — бывает, когда концентрациявзаимной ненависти превышает все допустимые нормы, и кошмар из рукотворногопревращается в самостоятельную стихию.
— По-моему, Лилия Коломеец была единственным человеком,который ни в чем не виноват. Почему именно она? — еле слышно произнесла ЕвгенияМихайловна и закурила.
— Стихия. — Бородин пожал плечами. — Торнадо, цунами. Междупрочим, оно где-то сейчас гуляет по Москве, и я до сих пор не поймал его.