Позаботилась Императрица о подарке мужу в дорогу. Ему был преподнесен Аничков дворец, соперничавший великолепием с Зимним императорским дворцом.

Потемкин ехал на юг. Она повелела оказывать ему в пути воистину царские почести. На юге Империи наступила эра Потемкина, и будет она длиться до его смерти.

Как положено великому человеку, он был любим и ненавидим – при жизни и после смерти.

«В этом характере есть гигантское, романтическое и варварское», – писал принц де Линь, служивший в войсках Потемкина (он заведовал артиллерией). «И загадочное», – добавляли другие. Наблюдавшие его иностранцы с изумлением отмечали: «Он мог впасть в депрессию, сутками валяться на диване, уставившись в одну точку или играя в шахматы и в карты. Чтобы потом в кратчайший срок свершить титаническую работу».

Но остается вопрос: впадал ли он депрессию или показывал, что он в депрессии, то есть дурачил депрессией? Как дурачил своей ленивостью управлявший внешней политикой граф Панин.

Кстати, внешнюю политику у Панина фаворит уже вскоре заберет…

Потемкин, «показывая вид ленивца, трудился беспрестанно… – писал самый прозорливый из иностранцев, все тот же принц де Линь. – …Всегда лежит, но не предается сну ни днем, ни ночью…».

На самом деле это отечественная черта – производить странное впечатление, или, попросту говоря, «чудить». И чудил Потемкин постоянно. Как напишет принц де Линь, «настроение его постоянно менялось от подозрительности к доверию, от мрачности к шутливости…». Главное – огорошить, изумить, сбить с толку окружающих. Худородный, выбившийся из низов во властители, он обожал унижать знатных. Держал родовитых вельмож в напряжении и любимой позе – испуганном нижайшем поклоне.

Едва продрав глаза, проснувшись, он лежит на постели, вставать не торопится, пока знатные подчиненные и знатные просители томятся в приемной в ожидании его пробуждения. Наконец раздается громовой барственный крик: «Камердинера ко мне!»

И все тотчас бросаются, мчатся – звать его камердинера… Потом он велит лакею доложить, кто посмел не побежать. Даже его сексуальность рождена не только могучим телом, но все той же жаждой повелевать, подчинять и унижать. Поэтому обожает делать любовницами знатных дам, чьи мужья служат у него или от него зависят. Это его возбуждает…

Потемкин заботливо хранил любовные записочки от множества дам – этот галантный архив, видимо, был уничтожен Екатериной после его смерти. Если так, то она спасла честь многих жен и покой их вельможных мужей…

Как Иван Грозный, Потемкин обожал рассматривать и показывать свои драгоценности. Алчно любя деньги, сделав казну своим кошельком, он мог вдруг щедро наградить какого-нибудь жалкого человека деньгами и поместьями.

Для него не существовало невозможного. Он – прирожденный восточный владыка, способный создавать города, верфи и корабли в дикой степи и в кратчайшие сроки… Екатерина ему помогала, превращая крестьянство Новороссии в даровую армию крепостных рабов, строивших в степи эти верфи, города и корабли.

При всем этом он был необычайно талантливым, искуснейшим политическим игроком.

В последние годы он полюбил кокетничать, рассказывая дамам о величайшей скуке от достижимости всего! Это была скука от невозможности не достигнуть желаемого… Как мы увидим далее, Господь услышал его жалобы и устроил ему недостижимое – как раз перед его смертью.

Таков был этот гениальный азиатский сатрап, притворявшийся европейским монархом.

Покинув ее постель, вскоре он осуществит мечту: получит право продолжить русское завоевание на юге. Впереди была вторая война с Турцией и завоевание Крыма.

Получил он и право на любовную охоту. До Императрицы будут доходить постоянные слухи о его многочисленных любовных победах, возможно, он и сам сообщал ей о них в уничтоженных ею письмах. Во всяком случае она, с гордостью за него, писала: «Не удивляюсь, что весь город бессчетное число женщин на твой щет ставил… Мне кажется, во всем ты не рядовой, но весьма отличаешься от прочих».

Отличалась и она… Теперь оба супруга обрели свободу при сохранении тайного брака. Он перестал быть любовником, но остался мужем. Что это значило? Австрийский посланник граф Людвиг фон Кобенцль писал: «Если ему или ей было нужно, он снова брал на себя обязанности фаворита и мог прогнать избранника из ее постели». Таков был, видимо, радикальный супружеский договор, заключенный между ним и Екатериной.

Но была, видимо, другая, опаснейшая часть их договора. Императрица с самого начала просила его всегда «оставаться ей другом». «Другом» она назвала его после его смерти. Он был им. И как «муж-друг», продолжал следить за ее постелью…

После его отъезда место в ее кровати занял Петр Завадовский. Как и Алексей Разумовский, он был красавец-малоросс. Но в отличие от Разумовского Завадовский – из малороссийской знати. Он стал не только ее любовником, но и отличным секретарем. Образован, трудолюбив и воистину влюблен в Екатерину. Все это встревожило Потемкина. Муж потребовал отставки фаворита… Она подчинилась! Чтобы успокоить супруга, отослала Завадовского. Она заботилась о муже. И позволила ему заботиться о себе.

Чтобы не было более семейных размолвок, теперь муж-друг сам будет выбирать ей любовников. В какой-то мере муж исполняет обязанности мадам де Помпадур, поставлявшей девочек своему любовнику Людовику Пятнадцатому.

Потемкин начинает посылать к ней своих адъютантов. Он хорошо знает ее сексуальный вкус – все они рослые красавцы, бравые молодые мужчины – «господа Богатыри».

Они – некое повторение его самого.

Вот так он придумал уйти от нее… оставшись. Он отсутствует – и он… с нею! Его посланцы не дают ей забыть его тело… И она подсознательно начинает повторять в письмах к этим новым мужчинам те же нежности, какие говорила ему…

Но при этом «муж-друг» заботился о том, чтобы с его посланцем ей вскоре стало «скушно и душно».

Вот так, живя в разлуке, оба не перестают заботиться и, главное, любить друг друга. Их союз был в какой-то мере союзом из будущего, напоминающим радикальные браки XX века. Революционерка Коллонтай с ее теорией о «любви пчел трудовых» была бы довольна секс-опытом августейшей пары – Екатерины и Потемкина…

Так началось время потемкинских адъютантов.

Первым был Семен Зорич – красавец-серб, слегка за тридцать, конечно же, гигант. Притом с бурной биографией: гусар, побывавший и на турецкой войне, и в турецком плену. Красота и недалекость серба убедили Потемкина в том, что он нашел верного кандидата. Громогласный необразованный гусар Зорич – полная противоположность интеллектуалу Завадовскому.