Риенс ответил. Бореас не разобрал, что, так как зубы чародеястучали и клацали, существенно затрудняя членораздельную речь. Цириразвернулась на коньках и подняла руку с мечом. Бореас стиснул зубы,убежденный, что она сейчас зарубит Риенса, но девушка только приготовилась кбегу. К величайшему изумлению следопыта, она отъехала, быстро разгоняясьрезкими взмахами рук. Исчезла в тумане, через мгновение утих и ритмичный скрипконьков.

– Мун… Вы-вы-вы… выта-а-а-ащи… ме-е-еня… –прогавкал Риенс, лежа подбородком на льду. Он выбросил обе руки на лед, пытаясьуцепиться ногтями, но все ногти уже были сорваны. Он растопырил пальцы, пытаясьухватиться за окровавленный лед ладонями и подушечками пальцев. Бореас Мун смотрелна него и чувствовал уверенность, ужасающую уверенность…

Скрип коньков они услышали в последний момент. Девушкаприближалась с невероятной быстротой, прямо-таки расплываясь в глазах. Онаподъезжала по самому краю льда, мчалась уже по обрезу трещины.

Риенс вскрикнул. И захлебнулся плотной, свинцовой водой.

И исчез.

На льду, точно на ровненьком следу коньков, осталась кровь.И пальцы. Восемь пальцев.

Бореаса Муна с потрохами вывернуло на лед.

Бонарт мчался галопом по краю приозерного склона, гнал каксумасшедший, не думая о том, что конь в любой момент может переломать ноги наприпорошенных снегом расщелинах. Покрытые инеем ветви елей хлестали его полицу, били по рукам, сыпали за воротник ледяную пыль.

Озера он не видел – всю котловину, будто кипящий ведьмин котел,заполняла белая мгла.

Но Бонарт знал, что девушка – там.

Чувствовал.

Подо льдом, глубоко, стайка полосатых окуньков с интересомпровожала на дно озера мерцающую серебряную коробочку, выскользнувшую изкармана плавающего в пучине трупа. Прежде чем коробочка, подняв облачко пыли,упала на дно, самые смелые из окуньков попытались ее даже тронуть мордочками.Но вдруг отшмыгнули, испуганные.

Коробочка излучала странные, пугающие колебания.

– Риенс? Ты меня слышишь? Что с вами? Почему два дня неотвечали? Докладывай! Что с девушкой? Нельзя допустить, чтобы она вошла в БашнюЛасточки… Риенс! Отвечай, дьявол тебя побери! Риенс!

Риенс, естественно, ответить не мог.

Откос кончился, берег сделался плоским. «Конец озера, –подумал Бонарт, – я на конце. Обошел девку. Где она? И где эта чертовабашня?»

Завеса тумана неожиданно лопнула, поднялась. И тогда онувидел ее. Она была прямо перед ним на своей вороной кобыле. «Чародейка, –подумал он, – общается со своей зверюгой. Послала ее на конец озера ивелела ожидать себя.

Но ничто ей не поможет.

Я должен ее убить. Пусть провалится к черту в ад Вильгефорц.Я должен ее убить. Для начала заставлю молить о пощаде, о жизни… А потом убью».

Он крикнул, пришпорил лошадь и послал ее в галоп.

И вдруг понял, что проиграл. Что все-таки она обвела его.

Его отделяло от нее не больше полстае – но по тонкому льду.Она была по другую сторону озера. Больше того, полумесяц плеса теперь изгибалсяв противоположную сторону – девушка, едущая по тетиве лука, была гораздо ближек краю озера.

Бонарт выругался, рванул поводья и направил лошадь на лед.

– Гони, Кэльпи!

Из-под копыт вороной кобылы задробила замерзшая земля.

Цири прижалась к лошадиной шее. Вид преследующего ее Бонартапронзил ее ужасом. Она боялась этого человека. При мысли о возможностисопротивления невидимая рука стиснула ей желудок.

Нет, бороться с ним она не могла. Пока еще не могла.

Башня. Спасти ее могла только Башня. И портал. Как наТанедде, когда чародей Вильгефорц был уже совсем рядом, уже протянул к нейруку…

Единственное спасение – Башня Ласточки.

Туман поднялся.

Цири натянула поводья, чувствуя, как ее вдруг охватываетчудовищный жар. Она не могла поверить в то, что видела. Что было перед ней.

Бонарт тоже увидел. И торжествующе крикнул.

На краю озера башни не было. Не было даже ее развалин, небыло попросту ничего. Только едва заметный, едва различимый холмик, толькопокрытая голыми промерзшими стеблями травы кучка камней.

– Вот она, твоя башня! – рявкнул он. – Воттвоя волшебная башня! Вот оно – твое спасение! Куча камней!

Девушка, казалось, не слышит и не видит. Она подвела кобылуближе к холмику, на каменную насыпь. Воздела обе руки к небу, словно проклиналанебеса за все то, что ее здесь встретило.

– Я говорил тебе, – рычал Бонарт, пришпориваягнедого, – что ты моя! Что я сделаю с тобой все, что захочу! Что никто мнене помешает! Ни люди, ни боги, ни дьяволы, ни демоны! Ни волшебные башни! Тымоя, ведьмачка!

Подковы гнедой лошади зацокали по ледяной глади.

Туман вдруг заклубился, закипел под ударами вихря,свалившегося неведомо откуда. Гнедой заржал и заплясал, оскалив зубы. Бонартоткинулся в седле, натянул поводья изо всей силы, потому что лошадь прямо-такисбесилась, мотала головой, топала, скользила по льду.

Впереди, между ним и берегом, на котором стояла Цири,танцевал на льду снежно-белый единорог, вставал на дыбы, принимая позу,знакомую по гербовым щитам.

– Со мной такие фокусы не проходят! – рявкнулохотник, сдерживая лощадь. – Меня чарами не возьмешь! Я догоню тебя,Цирилла! На этот раз я тебя убью! Ведьмачка! Ты – моя!

Туман снова пошел клубами. Закипел, принял странныеочертания. Эти очертания становились все более четкими. Наездники! Кошмарныефигуры призрачных наездников.

Бонарт вытаращил глаза.

На скелетах коней сидели скелеты наездников, одетых впроржавевшие латы и кольчуги, обрывки плащей, погнутые и исковерканные шлемы сбуйволиными рогами, остатками султанов из страусовых и павлиньих перьев. Из-подобрезов шлемов глаза привидений светились синеватым пламенем. Полоскалисьразодранные полотнища знамен.

В голове демонической кавалькады мчался вооруженный призракс короной на черепе, с нашейником, бьющимся о проржавевшую кирасу.

Прочь! – загудело в голове Бонарта. – Прочьотсюда, смертный! Она не твоя! Она наша! Прочь!

В одном нельзя было отказать Бонарту: в отваге. Он неиспугался призраков. Он переборол страх, не запаниковал.

Но его конь оказался не таким храбрым.