«Когда Скеллен на меня смотрит, – подумал он, – унего такой странный взгляд. Неужели хочет предать? Что-то слишком уж быстро ичересчур легко он тогда согласился с Вильгефорцем… А этот отряд, варнаки, ведьони ему верны, выполняют его приказы. Когда мы схватим девушку, он, несмотря науговор, либо убьет ее, либо отвезет к своим заговорщикам, чтобы воплощать вжизнь идиотские идеи о демократии и гражданском правлении.

А может, Скеллен уже отказался от заговора? Родившийсяконформистом и конъюнктурщиком, он сейчас, возможно, уже подумывает о том,чтобы доставить девчонку императору Эмгыру?

Нет, странно он как-то на меня поглядывает, этот Филин. Да ився его банда. И Веда Сельборн…

А Бонарт? Бонарт – непредсказуемый садист. Когда он говорито Цири, голос у него дрожит от ярости. В зависимости от минутного каприза онготов прикончить девушку либо украсть, чтобы заставить драться на аренах.Договор с Вильгефорцем? Плевал он на этот договор. Тем более теперь, когдаВильгефорц…»

Риенс вытащил ксеноглоз из-за пазухи.

– Мэтр! Вы меня слышите? Это Риенс…

Прибор молчал. Риенсу даже расхотелось злиться.

«Вильгефорц молчит. Скеллен и Бонарт заключили с ним пакт. Ачерез день-другой, как только догоним девчонку, может оказаться, что пакт-топшик! И тогда я могу получить ножом по горлу. Или отправиться в путах вНильфгаард в качестве доказательства Филиновой лояльности…

Дьявольщина!

Вильгефорц молчит. Ничего не советует. Пути не указывает. Нерассеивает сомнения своим спокойным, логичным, проникающим до глубины душиголосом. Молчит.

Ксеноглоз испортился. Может, из-за холода? А может…

Может, Скеллен был прав? Может, Вильгефорц действительнозанялся чем-то другим и его не интересуем ни мы, ни наша судьба?

К чертовой матери, вот уж не думал, что так может случиться.Если б предполагал, не ухватился бы как последний дурак за это задание… Поехалбы прикончить ведьмака. Вместо Ширру. К чертям собачьим! Я тут мерзну, а Ширру,наверно, греется в тепле…

Подумать только, ведь я сам напросился на то, чтобы именномне поручили Цири, а Ширру – ведьмака. Сам ведь просил.

Тогда, в сентябре, когда нам в руки попала Йеннифэр».

Мир, который еще минуту назад был нереальной, мягкой итягучей тьмой, вдруг обрел твердые поверхности и контуры. Посветлел. Сталреальным.

Сотрясаемая конвульсиями Йеннифэр раскрыла глаза. Она лежалана камнях, среди трупов и закопченных досок, приваленная остатками такелажадраккара «Алкиона». Кругом нее виднелись ноги. Ноги в тяжелых сапогах. Один изсапог только что ударил ее, заставил очнуться.

– Вставай, ведьма!

Снова удар, отозвавшийся болью в корнях зубов. Она увиделасклонившееся над нею лицо.

– Вставай, сказал! На ноги! Ты меня не узнаешь?

Она заморгала. И узнала. Это был тип, которого она однаждыприпалила, когда он сбегал от нее по телепорту. Риенс.

– Посчитаемся, – пообещал он. – Рассчитаемсяза все, девка! Я покажу тебе, что такое боль. Этими вот руками и этими вотпальцами покажу.

Она напряглась, сжала и разжала кулаки, готовая броситьзаклинание. И тут же свернулась в клубок, давясь, хрипя и дергаясь. Риенсзахохотал.

– Не получается, да? – услышала она. – В тебене осталось ни крупицы Силы! Тебе с Вильгефорцем не тягаться! Он выдавил изтебя все до последней капельки, как молочную сыворотку из творога. Ты несумеешь даже…

Он не докончил. Йеннифэр выхватила кинжал из ножен,пристегнутых с внутренней стороны бедер, вскочила как кошка и ткнула вслепую.Но не попала. Лезвие лишь царапнуло цель, разорвало материал брюк. Риенсотскочил и повернулся.

Тут же на нее посыпался град ударов и пинков. Она взвыла,когда тяжелый сапог ударил в низ живота. Чародейка свернулась, хрипя. Еесорвали с земли, заломив руки за спину, она увидела летящий в ее сторону кулак.Мир вдруг разгорелся искрами, лицо прямо-таки взорвалось от боли. Боль волнойспустилась вниз, до живота и промежности, превратила колени в кисель. Онаповисла в удерживающих ее руках. Кто-то схватил ее сзади за волосы, поднялголову. Она получила еще удар. В глаз. Снова все исчезло и расплылось вослепительном блеске.

Сознания она не потеряла. Чувствовала все. Ее били сильно,жестоко, как бьют мужчину. Ударами, которые должны не только принести боль исломить, но выбить из нее все силы, всю волю к сопротивлению. Ее били,дергающуюся в стальных тисках рук.

Она рада была бы потерять сознание, но не могла. Оначувствовала все.

– Достаточно, – вдруг услышала она издалека, из-зазавесы боли. – Ты спятил, Риенс. Хочешь ее убить? Она нужна мне живая.

– Я обещал ей, мэтр, – буркнула маячившая передней тень, постепенно принимавшая очертания тела и лица Риенса. – Я обещалей отплатить… Этими вот руками…

– Меня не интересует, что ты ей обещал. Повторяю, онанужна мне живая и способная к членораздельной речи.

– Из кошки и ведьмы не так-то просто выбитьжизнь, – засмеялся тот, кто держал ее за волосы.

– Не умничай, Ширру. Я сказал: прекратить избиение.Поднимите ее. Как ты себя чувствуешь, Йеннифэр?

Чародейка сплюнула красным, подняла распухшее лицо. В первыймомент не узнала его. На нем было что-то вроде маски, закрывавшей всю левуючасть головы. Но она знала, кто это.

– Иди к дьяволу, Вильгефорц, – с трудом выговорилаона, осторожно прикасаясь языком к передним зубам и искалеченным губам.

– Как расцениваешь мое заклинание? Тебе понравилось,как я поднял тебя с моря вместе с лодчонкой? Понравился полет? Какимизаклинаниями ты защитилась, что сумела выжить при падении?

– Иди к дьяволу.

– Сорвите с нее звезду. И в лабораторию ее. Не теряйтевремени.

Ее тащили, тянули, иногда несли. Каменистая равнина, на нейразбитая «Алкиона». И еще многочисленные остовы, торчащими ребрами шпангоутовнапоминающие скелеты морских чудовищ. «Крах был прав, – подумалаона. – Корабли, которые без вести пропадали на Бездне Седны, не попали вестественные катастрофы. О боги… Паветта и Дани…»

Над равниной, далеко, врезались в затянутое тучами небогорные вершины.