Характерной особенностью большинства приводимых высказываний относительно сотрудничества с СССР является то, что они были сделаны в период, когда Черчилль не обладал реальной властью и имел ограниченные возможности претворения своей политики в жизнь. По мере приближения всеобщих выборов он усиливал давление и стремился повысить популярность своих взглядов. Последнее было особенно важно, поскольку лейбористы также не сидели сложа руки и старались использовать образ Черчилля-милитариста против консерваторов. В разгар предвыборной гонки в начале октября 1951 года Daily Май вышла с карикатурой, изображавшей руку, которая держала огромный пистолет и помещенный внизу провокационный вопрос: «Чей палец вы хотите видеть на курке: Эттли или Черчилля?» Лейбористы ухватились за образное сравнение, выпустив листовки, которые обыгрывали эту тему и содержали уже не вопрос, а обращение к избирателям: «Сегодня ваш палец на курке (выделено в оригинале. — Д. М). Голосуйте за партию, которой можете доверять».

Черчилль не смог оставить подобные уловки в управлении общественным мнением без внимания. Выступая в своем избирательном округе, он ответил на злободневный вопрос: «Яуверен, мы хотим, чтобы ни на каком курке не было ничьих пальцев». По его словам, он «не верит в неизбежность третьей мировой войны». Более того, он полагает, что опасность подобного конфликта сегодня «меньше, чем была ранее во время масштабного перевооружения Соединенных Штатов».

В дальнейшем Черчилль пояснит, почему «третья мировая война вряд ли настанет»: этот конфликт «полностью отличается по ряду принципиальных моментов» от любого противостояния, которое когда-либо имело место. К указанным отличиям относятся: во-первых, осознание противоборствующими сторонами, что война «начнется с таких ужасов и в таком масштабе, которые даже трудно себе представить»; во-вторых, основные решения по ведению боевых действий будут приняты в «первый месяц, а возможно, даже в первую неделю войны»; в-третьих, хотя сами боевые действия могут продлиться «неопределенное время», уже после первого месяца войны «никакие огромные армии не смогут передвигаться на большие расстояния». И, наконец, последнее: война затронет все гражданское население на планете, «испытания будут продолжать увеличиваться», а правительства из-за проблем со связью обнаружат, что «лишились способности управлять событиями».

В мире политики нередки случаи, когда предвыборные обещания остаются обещаниями, а точка зрения на злободневные проблемы и подходы к их решению заметно меняется после объявления результатов голосования, когда мало к чему обязывающие устные заявления сменяет полноценная ответственность за реальные поступки. Пример с Черчиллем не из этой категории. Он продолжит выступать за деэскалацию напряженности после назначения на пост премьер-министра. Во время своего первого выступления в парламенте в новом качестве он укажет, что приоритетом в международной политике является «прекращение того, что называется „холодной войной“ путем проведения переговоров на высшем уровне». Обращает на себя пренебрежительное отношение к словосочетанию «холодная война». Впоследствии Черчилль назовет «холодную войну» «нелегальным термином».

Каким бы страстным и стойким не было желание Черчилля провести встречу на высшем уровне, а также приступить к сворачиванию «холодной войны», одного этого желания было недостаточно для претворения его идей в жизнь. Успех мероприятия зависел от многих факторов, в первую очередь от позиции других участников предполагаемого саммита — первых лиц СССР и США. Так получилось, что с каждым из них Черчилль уже имел продуктивный опыт взаимодействия, но как покажет дальнейшее развитие событий, это нисколько не помогло достижению цели. Будем придерживаться принятого движения с востока на запад и начнем с рассмотрения взаимоотношений с руководителями СССР.

На момент возвращения Черчилля на Даунинг-стрит пост генерального секретаря ЦК ВКП (б) занимал тот же человек, который расстался с нашим героем шесть лет назад в Потсдаме, пожелав ему успеха на выборах. Соответственно, одной из первых международных телеграмм, которую наш герой направил на новом посту, стало послание И. В. Сталину. Черчилль сообщал, что вновь стоит во главе правительства Его Величества, в связи с чем он шлет приветствие своему зарубежному коллеге. Сталин ответил на следующий день короткой благодарностью, после чего

Черчилль смог заявить Трумэну, что вновь находится с руководством СССР «в разговорном формате».

Подобное обращение к лидеру другого государства могло сойти за акт вежливости, а после Фултона и обострения отношений — так и вовсе рассматриваться, за двуличный жест. Но протянутая Черчиллем для приветствия рука определялась не просто стандартным этикетом. По мнению профессора Д. Рейнольдса, своим обращением к Сталину британский премьер как будто говорил: «Давайте продолжим там, где нас столь грубо прервали шесть лет назад». Да и к неискренним поступкам это послание также трудно отнести. Несмотря на все неприятие коммунизма, а также порой довольно резкие осуждения внешней политики СССР, Черчилль всегда придерживался деликатного обращения с И. В. Сталиным, стараясь сократить неблагожелательные заявления в его адрес в своих речах и книгах. В определенной степени сказывался опыт ведения переговоров в военные годы и понимание, что перед ним один из немногих представителей советской верхушки, с кем можно иметь дело. В личных беседах Черчилль признавал, что Сталин «никогда не нарушал данное мне слово». Не прекращалась и личная переписка между двумя лидерами антигитлеровской коалиции. Разумеется, она не была насыщенна, но послания вежливости время от времени направлялись с запада на восток и с востока на запад. «Мой боевой товарищ, желаю всего самого лучше в ваш день рождения», — передал Черчилль Сталину через советского посла в Лондоне 21 декабря 1946 года. Спустя три дня пришел ответ: «Примите мои теплые благодарности за ваши добрые пожелания на мой день рождения».

В основном, к эпистолярному жанру обращались по случаю, как например, в начале 1947 года. В январе 1947 года фельдмаршал Монтгомери, занимающий на тот момент пост начальника Имперского генерального штаба, находился с официальным визитом в Москве, во время которого имел встречу с генсеком. В ходе беседы Сталин поинтересовался, видится ли фельдмаршал с Черчиллем, и, узнав, что они поддерживают дружеские отношения, стал расспрашивать о здоровье экс-премьера. Монтгомери сообщил, что его друг чувствует себя превосходно. После чего Сталин заметил, что хотя Черчилль и не согласен с ним по политическим вопросам, сам он навсегда сохранит прекрасные воспоминания о работе с «великим военным лидером Британии». Также Сталин добавил, что «испытывает величайшее уважение и восхищение всем», что Черчилль сделал в годы войны. Монтгомери спросил, не станет ли его собеседник возражать, если он передаст их диалог Черчиллю. Сталин ответил, что будет только в восторге. «Большое спасибо за весточку, которую ты принес мне от Сталина», — поблагодарил Черчилль фельдмаршала, сообщившего по приезду в Лондон о московской беседе. Спустя десять дней Черчилль подготовил письмо главе СССР, в котором сообщил, что был «рад услышать от Монтгомери о вашем хорошем здоровье». «Ваша жизнь драгоценна не только для вашей страны, которую вы спасли, но и для дружбы между Советской Россией и англоязычным миром». Упоминая разногласия, Черчилль заметил: «Вы же знаете, я никогда не был хорош в учении Карла Маркса». Перед отправкой, последнее предложение было удалено, а «англоязычный мир» был заменен на «Великобританию».