Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И напоследок отметим совсем уж неожиданное сходство между черновиками «Прыгуна в высоту» и «Баллады о времени»: «Захочу — толчковая левая, / Захочу — толчковая правая» (АР-6-34) = «Захочу — каждый камушек заговорит / Об осадах, боях и победах» /5; 312/.
***
Теперь переключим всё внимание на футбольную тематику.
В стихотворении «В голове моей тучи безумных идей…» (6 декабря 1970[831]) лирический герой пытается прорваться через кордоны милиции, чтобы посмотреть матч: «Я под брюхом привывших теснить лошадей / Миновал верховых лейтенантов» (в черновиках: «Командир мой других оттеснять ускакал»; АР-7-193). Позднее он вновь столкнется с этой ситуацией в «Сказочной истории» (1973): «Там милиция терзала / Сердобольных шоферов».
Одинаково ведет себя и толпа — в стихотворении она хочет попасть на стадион, а в песне — в «белокаменные палаты» на банкет: «Разъярялась толпа, напрягалась толпа, / Нарывалась толпа на заслоны, / И тогда становилась толпа на попа, / Извергая проклятья и стоны» = «И толпа всё безобразней — / Вся колышется, гудёт».
И сам лирический герой тоже ведет себя одинаково — в первом случае он хочет попасть на футбол, а во втором — в буфет, расположенный в «белокаменных палатах»: «Но нельзя меня силою остановить, / Если я на футбол прорываюсь!» = «Не прорвешься, хоть ты тресни!» (сравним в черновиках посвящения к 60-летию В. Плучека «В Москву я вылетаю из Одессы…», 1969: «Сейчас прорвался я не без труда»; АР-1114). И власть одинаково реагирует на его стремление: «…Что глава лейтенантов — большой командир — / Приказал: “Вон того пропустите!”» (АР-7-193) = «Ихний Дядька с Красной Пресни: / “Это тот, который песни… / Пропустите — пусть идет!”» (АР-14-152). Герой же в обоих произведениях говорит о том, что его не остановить: «Но зато ни за что меня не оттеснить, / Если я на футбол прорываюсь» (АР-7-193) = «“Яд толкайте, не подвинусь", — / Думал он…» /4; 54/. Позднее такая же ситуация возникнет в «Аэрофлоте» (1978) и в песне «Мы говорим не “штормы”, а “шторма”…» (1976): «Меня теснят, но так и я подвинусь» (АР-7-142), «Нас не вырвать — сидим, как заноза» (АР-10-150).
Наряду с этим наблюдается общность мотива со стихотворением «Я скачу позади на полслова…»: «Меня можно спокойно от дел отстранить» (1970) = «Я отстранен от всяких ратных дел» (1973). Причем в последнем случае поэт выступает в шутовской маске, как и в «Сказочной истории»: «Я похож не на ратника злого, / А скорее — на злого шута. <.. > Ах, дурак я, что с князем великим / Поравняться в осанке хотел!» = «И Иван-дурак сначала / Чуть пошастал у вокзала» (АР-14-152).
Теперь остановимся более подробно на стихотворении «В голове моей тучи безумных идей…» и посмотрим, как герой прорывается на футбольный матч: «Столько было в тот миг в моем взгляде на мир / Безотчетной, отчаянной прыти[832], / Что, гарцуя на сером коне, командир / Удивленно сказал: “Пропустите!”».
Заметим: не просто — «в моем взгляде», а «в моем взгляде на мир», что, помимо игры значениями, придает этому выражению самый широкий смысл. Действительно: «прыть» можно увидеть просто во взгляде. Но, видимо, взгляд героя выразил его отношение к миру, к тем запретам, которые ему постоянно создавали. Он собрал на этот раз всю решимость и поэтому смог «пробить» командира. Последний же тем временем покинул место события: «Серый конь мне прощально хвостом помахал. / Я пошел — предо мной расступились. / Ну а мой командир на концерт поскакал / Музыканта с фамилией Гилельс».
Как мы помним, «Песня про правого инсайда» начинается со слов: «Ох, инсайд! Для него — что футбол, что балет». А в разбираемом стихотворении вместо балета — концерт.
Такая же аналогия возникает с «Маршем футбольной команды “Медведей”» (1973): «В тиски медвежие / Попасть к нам не резон, / Но те же наши лапы — нежные / Для наших милых девочек и жен». А в стихотворении «В голове моей…» командир, задачей которого было препятствовать проникновению героя на футбол («тиски медвежие»), но когда он не справился с этой задачей, то тут же поскакал на концерт («лапы нежные»). Как видим, для него действительно — «что футбол, что балет»: что создавать людям препятствия, что наслаждаться классической музыкой[833] [834].
Хорошей иллюстрацией к этим словам могут послужить воспоминания поэта Петра Вегина, где он рассказывает, как двое чекистов везли его на Лубянку: «Ехали по Герцена, то бишь Большой Никитской, и, проезжая консерваторию, один из них спросил: “Толя, ты идешь на ‘Виртуозов Москвы’?”. “Вот какими культурными стали чекисты”, - подумал я. Но менее страшно от их культуры мне не стало» б17
Позднее этот мотив найдет развитие в стихотворении «Палач» (1977), где палач, готовясь казнить лирического героя и разъясняя ему всю «процедуру» казни, скажет: «И можно музыку заказывать при этом, / Чтоб стоны с воплями остались на губах», — после чего эту «мысль» подхватит сам герой: «Я, признаюсь, питаю слабость к менуэтам, / Но есть в коллекции у них и Оффенбах» (ср. с Гилельсом).
…Меня можно спокойно от дел отстранить,
Робок я перед сильными, каюсь, -
Но нельзя меня силою остановить,
Если я на футбол прорываюсь!
По сравнению с «Балладой о брошенном корабле», написанной летом того же года («Только, кажется, нет больше места в строю»), ситуация изменилась: если в балладе герой готов был драться за свободное место: «Плохо шутишь, корвет, потеснись, раскрою!», — то теперь он уже «свободное место легко отыскал / После вялой незлой перебранки», и далее возникает противопоставление с Театром на Таганке, ситуация с которым в аллегорической форме была зашифрована в балладе: «Всё! Не сгонят! Не то, что когда посещал / Пресловутый Театр на Таганке». А тогда его действительно «согнали»: «До чего ж вы дошли? / Значит, что — мне уйти? <…> Разомкните ряды, всё же мы — корабли».
Что же касается несокрушимого намерения лирического героя: